Гомер и история Восточного Средиземноморья
Шрифт:
На фоне изложенных соображений еще нагляднее выступает фонетическая безупречность соответствия имени гомеровского мифического фракийца Ileipwc и хеттского бога PirwaS. Со стороны семантики фигура повергающего врагов камнем Пейроса, эпонима троянского нагорья Пейросса, идеально опосредует связь между понятием горы, камня и образом разящего героя или бога (см. [Imparati, 1977] о связи культа Пирвы со скалами). Название нагорья TTeipaioo^oc, выступавшего как место традиционных (сакральных?) охот лидийских царей, поздних носителей хетто-лувийских традиций, восходя к праформе Per{fossos или P'erimasses «гористая местность» или, скорее, «местность, посвященная Пейросу (Пирве)», как мы уже говорили, точно соответствует лувийскому образованию Pi-ir-wa-sa- = Pirwassa «принадлежащее Пирве» [Otten, 1951, с. 68; Laroche, 1959, с. 127].
Но кроме того, уникальность сочетания эпитета f]pojc с именем Пейроса в каталогах из II песни «Илиады» привлекает внимание к полной аналогии между оборотом TTeLpuc в ст. 844 и посвящениями Хэросу Перку и Хэросу Перкону в приведенных позднейших фракийских вотивах из района Варны. Мы не будем здесь вдаваться в давнюю дискуссию о соотношении между именем фракийского бога
В литературе обращалось внимание на то, что образ бога грозы в хеттской Анатолии II и начала I тысячелетия до н.э. по имени Таг Ии или ТагкиШ, собственно, «Победитель, Герой», от глагола ШгИ-«побеждать», мог быть вторичным, заменившим в этой роли более древнюю фигуру Пирвы, родственную балтийским и славянским бо-гам-громовержцам, древнеиндийскому богу дождя Парджанье и т.д. [Топоров, 1977, с. 54]. Между тем фракийские имена из районов, прилегающих к Эгейскому морю, Торкоис, Торкшу и т.д., особенно Торкои-ттафт^с «Сын Торку», указывают на то, что в какую-то эпоху хетто-лувийский культ громовержца как бога-героя достиг Фракии [Гиндин, 1981, с. 36 и сл.]. Поэтому достаточно правдоподобной кажется мысль о том, что под воздействием именно анатолийского импульса на самой фракийской земле мог оформиться культ Хэроса, т.е. «Героя», вобравший в себя традиции почитания бога грома -Перка/Перкона. Тогда на юге Фракии, а равно и в прилегающей Северо-Западной Анатолии, в районе лувийской Зелен, почитание Пейроса, гевр. Пирвы Хэроса, камнеметателя, бога нагорий и, вероятно, покровителя царских охот, т.е. конника, проливает свет на начальные стадии данного процесса во фракийской, а по аналогии и в хетто-лувийской религии (подробнее см. [Цымбурский, 1984а; 1987; 19906]).
7
Особо следует задержаться на патрониме Пейроса Имбрасид. Как бы ни звучало имя его отца - Имбрас или Имбрасий - похоже, оно не имеет соответствий во Фракии. Зато у него масса параллелей в позднеанатолийской ономастике Карии и Л икни: I р(3рас, I р(Зраа1С, фРраспос и т.д. Один из авторов книги, проанализировав эти поздние образования от основы I рРра-, вернулся к догадке А. Гётце об отражении в ней лув. тт(а)га «поле, степь, сельская местность», тождественного хет. Ит(а)га с тем же значением и выступающего в именах типа 1ттага-гш «Человек (Бога) Поля» [Гиндин, 1981, с. 106 и сл.] (см. также [Соецх, 1954а, с. 75 и сл.]).
Выделение лувийских истоков у патронима «фракийца» Пейроса позволяет наметить для формы Имбрасид в данном микроконтексте по крайней мере два уровня интерпретации - в зависимости от того, видеть ли в Пейросе только фракийского вождя или принимать в расчет его генетические связи с анатолийским Пирвой. В первом случае в троянском окружении бросается в глаза тождество предполагаемого имени отца Пейроса эпиклезе 'I р(Зрастос, с вариантом ЧрРрарос (ЕивЛ. ас! II. Х1У,281; Бг Вуг. в.у. ЧрРрос), под которой карийцы почитали Гермеса, чей культовый центр находился на острове Имбросе вблизи побережья Троады. С названием того же священного острова связывалось карийское прозвище Геры и Артемиды - Имбрасия [Laumonier, 1958, с. 21, 697 и сл., 704, 706]. Образование патронима при имени мифического вождя эгейских фракийцев от формы, чуждой фракийской антропонимике, но идентичной имени карийского Гермеса, весьма примечательно. Этот факт заманчиво сопоставить со словами Геродота (V,7) о фракийских царях: «отдельно от других граждан почитают Гермеса больше всех богов и клянутся только им и говорят про себя, что рождены они от Гермеса (yeyov'evai `air^o 'Epp'eco `eaarro^uc)». Происхождение этого сепаратного родового культа фракийских царей остается темным (см. [Златковская, 1971, с. 161 и сл.] о неудаче попытки П. Пердризе обосновать его северодунайский, гетский характер). Имя Пейроса Имбрасида из Эноса заставляет думать, что этим богом-прароди-телем династии мог считаться именно карийский Гермес Имбрас. Эта догадка подтверждается культом Гермеса в Эносе, на родине Пейроса, засвидетельствованным изображениями этого бога на эносских монетах и побудившим О. Группе еще в начале века связать патроним Пейроса с карийским почитанием Гермеса Имбраса [Gruppe, 1906, с. 1332]. В связи с оборотом TTeipwc fipaic можно вспомнить, что в Эносе, судя по памятникам из этого города, как раз сосуществовали культы Гермеса и Хэроса [Casson, 1926, с. 258 и сл.].
Парадоксальным образом все эти обстоятельства побуждают вновь вспомнить о гипотезе Георгиева, возводившего имя Пейроса к peruos «первый». Кажется правдоподобным, что представление о происхождении царской фамилии от Гермеса должно было выразиться в сказании о зачатии от этого бога, царя-родоначальника династии, и что гомеровский образ Пейроса Имбрасида мог восходить к легенде о первом царе, зачатом от бога Имбраса. Поэтому и с самим именем Пейроса (Регцох) фракийцами вполне могла связываться идея первенства, по крайней мере в ключе народной этимологии. На этом уровне данный образ представляет еще одно свидетельство известных фрако-карийских культовых связей. В историческую эпоху Имброс, будучи, по Стефану Византийскому, «островом Фракии», оставался карийским сакральным центром. В то же время во Фракии Зевса и Геру почитали под прозвищем Kapi-стторт)Уо1, образованным от топонима Kari-storon [Detschew, 1976, с. 230], толкуемого как «место,
Но если не упускать из вида историческое тождество Пейроса и Пирвы, эпитет Имбрасид может обрести в хетто-лувийском мире и более глубокие связи. Ибо формально прозвища Гермеса Имбраса и богинь Имбрасий могут быть прямо возведены к лувийским именам божеств сельской местности, степи DImmarSija, DINGIR MES Imra^ifi, что хорошо отвечало бы и функциям греческих божеств, получивших эти эпитеты: скотоводческим у Гермеса, охотничьим у Артемиды (ср. [Гиндин, 1981, с. 108 и сл.]). Тогда осмысление этих богов как обитателей Имброса было бы аналогично прослеженному ниже превращению Аполлона Киллея, т.е. «Бога Двора, Входа», в бога троянской Киллы. При этом сама местность с ее названием как бы символизирует атрибут бога: Килла - священный двор, Имброс - посвященную богам пустошь. Интересно, что Энос, «родина» Пейроса Имбрасида, судя по его монетам с изображеним на одной стороне Гермеса, а на другой - Пана, выступал средоточием культов именно сельских, полевых богов (см. [Casson, 1926, с. 258 и сл.], там же о редкости свидетельства почитания Пана во Фракии).
Думается, мы можем даже указать среди лувийских теонимов такой, который был способен послужить прямым прообразом для имени героя-камнеметателя из Эноса. Это встречающееся в ряде лувийских ритуалов имя особого Бога Грозы Полей (immaraS$a(n) DIM). Например, в тексте KUB XXXV,54, II, 35-37 о совершающем обряд сказано, что он нечто раскрошил для Бога Грозы Полей (ітгаіїа °1М-илП), а потом это же дал Богу Грозы Полей (immara"iian DIM-fi) (см. [Laroche, 1959, с. 154; Миттельбергер, 1980, с. 285]). Появляющееся в лувийских текстах обозначение свойств и вещей этого бога (см., например, KUB XXV,54; III,7) immaraS$a-DlM-af$anza, когда все словосочетание в целом оформляется суффиксом прилагательного -аЩі), показывает, что для лувийцев слова, входящие в состав теонима, уже давно слились в единое сложное имя, вроде греческого Диоскуры, букв. «Зевса отроки». Имя этого бога появляется и в хеттских текстах: так, в перечне имен разных божеств на «языке людей» и «языке богов» (KUB VIII, 41,11) сказано, что, будучи среди богов Богом Грозы Поля (gimrai DISKUR-a), среди людей он зовется «Человеком Дома Бога Грозы») (DISKUR-naS L^U[E-5"i/]), по Вяч.Вс. Иванову - «Советником Бога Грома» [Иванов, 1977а, с. 43]. Иначе говоря, в хеттском пантеоне он выступал сподвижником верховного громовержца. Э. Ларош, отмечая широкую сочетаемость имени этого бога в хеттских текстах с именами лувийских богов, писал о его лувийском происхождении [Laroche, 1947а, с. 212]. Это значило бы, что изначально слово «Полевой» в составе его имени имело форму лувийского прилагательного imm(a)ra^iii или immaraSia(n), а не хеттского родительного падежа kimra^i. Хотя для исторического времени идеограмма DIM или DlSKUR должна была читаться как Tarhunt-, однако реконструируемый процесс замещения Пирвы Богом-Героем Тархунтом в роли Бога Грозы позволяет допустить для имени Бога Грозы Полей изначальное звучание вроде Pirwas ImraSSis, сохраненное в Троаде в прозвании Пейроса Имбрасида.
Наш анализ дает новые данные о лувийцах на берегах Фракийского моря. Несомненнно, что лувийцам имя Пирвы было хорошо знакомо. Об этом говорит не только упоминавшаяся лувийская форма PirwaSSa, идентичная названию троянского Пейросса, но и тот факт, что в Хаттусасе, хотя Пирва и причислялся официально к богам древнехеттской столицы Канеса, песнопения в его честь исполнялись как «по-канесийски» (kaneiumnili), так и «по-лувийски» (luwili) [Otten, 1951, с. 68]. Это обстоятельство может интерпретироваться двояко: либо как отражающее слияние в Хаттусасе двух разных - канесийского и лувийского - культов этого древнего бога хетто-лувийских народов, либо - чего также нельзя вполне исключить - как указание на то, что в самом Канесе Пирва мог выступать в начале II тысячелетия до н.э. как бог лувийцев [Цымбурский, 19876, с. 64; Цымбурский, 19906, с. 54] (см. [Mellaart, 1981, с. 142] -о том, что область расселения лувийцев простиралась фактически до территории Канеса). Во всяком случае, троянские и эгеофракийские пережитки почитания Пирвы ясно связаны с ранней фазой лувий-ской истории. Ниже мы поговорим о лувийском пребывании в устье Гебра (в районе позднейшего Эноса) в связи с вероятным зарождением здесь предания о Сарпедоне с его «гибридным» фрако-лу-вийским именем. Связь между именем Пейроса и названием Пейросса как бы перекидывает мост между окрестностями Эноса и Троянской Ликией, соединяя культовой общностью эти два лувийских анклава.
В районах, примыкающих с северо-востока к Эгейскому бассейну, обнаруживаются все новые приметы глубоких контактов лувийцев с протофракийскими племенами. Показательно, что практически все известные хетто-лувийские образования от основ реги-/регки-имеют ясные соответствия во Фракии и в догреческой топоно-мастике Балкан. Достаточно сравнить хет. реги, регипа «скала», хет.-лув. DPirwa, DPeru(n)ta- имя бога с раннефрак. Peruos - именем героя, также топонимами Peruna, Perunto-, а далее с рефлексами догреческих основ Perifo-s, Peruant-, Peruana. Точно так же с названием Пейросса (Peruassa) можно сопоставить по типу образования как имя киликийской богини ПерааСа, выступающее в арамейской надписи в виде PWSD/R и восходящее к Piruassa [Hanfmann, Waldbaum, 1969, с. 267], т.е. «Горная», «Связанная со скалами», так и догреческий топоним в Фессалии Tleipaala (St.Byz. s.v.) из Peryassia. Но если все хеттские и лувийские формы этой серии имеют фракийские и, шире, балканские аналоги, то обратное неверно: северофракийская эпиклеза Хэроса Перкона, не имея анатолийских соответствий, тяготеет к балтийскому ареалу. В восстанавливаемой оппозиции сев.-фрак. Регкип- : южно-фрак. Peruos ярко выражается историческое место древних диалектов Фракии: на пересечении древнеевропейских, в первую очередь балтийских, связей, видимо имеющих генетический характер, и очень глубоких ареальных и адстратных контактов с хетто-лувийскими языками, в первую очередь - с их лувийской ветвью.