Гомо акватикус
Шрифт:
Конструкцию подводного дома разработал Иозеф Мергль. Это скорее даже не дом, а подводная «сторожка», наподобие «Диогена».
Революционный флот Кубы предоставил в распоряжение исследователей боевое судно «012». Подводную обсерваторию опекали и два научно-исследовательских корабля Академии наук — «Орка» и «Эль-Кристобаль».
Сквозь ясные воды Карибского моря, несмотря на большую глубину, хорошо были видны фигуры акванавтов и оранжевое полосатое тело стального домика. Яркая окраска капсулы служила маяком и для наблюдателей, и для самих подводных обитателей, когда они отлучались из дому. Кроме того, известно, что оранжевый цвет
Однажды ученые провели такой опыт. В большой бассейн, где плавала хищница, стали поочередно погружать большие щиты, окрашенные в различный цвет. Голодная акула тотчас же бросалась к ним, надеясь поживиться. И лишь щиты оранжевого цвета не возбуждали симпатий акулы. Наоборот, они резко раздражали и пугали ее. Акула избегала даже смотреть в ту сторону, откуда появлялось это «страшное оружие». Как дельфин, она выпрыгивала из воды и долго не могла успокоиться, отказываясь принимать пищу даже после того, как щиты убирали. После серии таких экспериментов акула, как говорится, отдала богу душу.
Жители «Карибского моря» старались не попадаться на глаза злобным хищникам, которые частенько шмыгали поблизости от подводного дома. Другое дело — кинооператоры, которые специально искали таких встреч. Они часами подкарауливали морских разбойниц, снимая их и в профиль и в фас. Операторы справедливо полагали, что фильм, заснятый в море, много бы потерял без этих зубастых кинозвезд.
В «Карибском море» говорили на разных языках. Йозеф Мергль знал всего несколько слов по-испански, примерно такими же познаниями в чешском обладал Мигель Монтаньес. Но нельзя же все время молчать! Акванавты изобрели для себя интернациональный язык. В составленный ими словарик вошло несколько десятков испанских, чешских и английских слов. Было даже одно русское слово «карачо» — хорошо, означавшее «все в порядке!». Встречались неологизмы. Например, «бла-бла» — значило «говорить по телефону», «така-така» — «прибавить сжатого воздуха»…
Но «карачо» было, пожалуй, самым употребительным словом. Вот корабельный кок с «012» Сааведра порадовал своих подопечных прекрасно зажаренным цыпленком, и довольные акванавты, благодаря повара, восхищенно восклицают:
— Карачо!
На кораблях, сопровождающих акванавтов, особенно на «012», постоянно толпилось много народу. Кубинская и чехословацкая пресса с пристальным вниманием следила за ходом эксперимента. Внимание журналистов становилось порой утомительным, и акванавты не всегда с охотой отвечали на их вопросы.
Но, пожалуй, самым смелым и находчивым оказался корреспондент Гаванского радио Хосе Вивес. Чтобы взять интервью у акванавтов, он сам спустился в подводную обсерваторию, предварительно обвязав микрофон магнитофона нейлоновой тряпкой. От микрофона на палубу корабля тянулся удлиненный шнур. Вивес неожиданно, как снег на голову, «свалился» в жилище акванавтов, а тут уж ничего не поделаешь — пришлось принять гостя.
В свободное время Майко и Пепе с удовольствием совершали морские прогулки, любуясь красочным коралловым царством: зарослями акропора цервикорнис — «оленерогих», горгонариями. Скелет акропоры, как и других мадрепоровых кораллов, состоит из извести. Кусты акропоры цервикорнис действительно очень похожи на оленьи рога. В отличие от мадрепор
«Без них рифы казались бы мертвыми. Если бы не они, вряд ли кому пришло в голову называть риф подводным «садом» или «лесом», — писал о горгонариях профессор Всеволод Зенкович, изучавший коралловые рифы Кубы.
— Я долго наблюдал за жизнью моря ночью. То здесь, то там вспыхивали и гасли бесчисленные маленькие огоньки. Звездное и лунное сияние не в силах пробить 20-метровую толщу вод. Единственный источник естественного света в ночных глубинах — масса планктона. В этом призрачном свете изредка проплывали какие-то незнакомые фосфоресцирующие рыбы… — рассказывал Монтаньес.
Свечение — одно из величайших таинств Мирового океана. Некоторые планктонные животные, несмотря на свои крохотные размеры, светят настолько ярко, что можно обойтись без электрического фонаря. Если посадить в стеклянную банку хотя бы дюжину таких существ, они будут излучать столько света, что можно заняться чтением газеты. Свечение особенно эффектно при небольшом волнении. Иногда бывает так много планктона, что кажется, будто загорелось все море…
Еще очень многое неизвестно в жизни этих таинственных, флуоресцирующих скитальцев. Жизнь в морских глубинах настолько занимательна и загадочна, что трудно удержаться от соблазна без конца говорить о сказочных красотах причудливых растений и животных, населяющих эти глубины.
В четверг, 20 июля, в 6 часов 35 минут вечера, акванавты, пройдя декомпрессию, всплывают из-под воды и поднимаются на борт «012». Семьдесят два часа провели они в сумеречных глубинах Карибского моря, на дне бухты Ринкон-де-Гуанаба.
Злоключения «Пермона»
Самыми первыми в 1967 году — еще в марте — открыли подводный сезон «человеко-рыбы» из Чехословакии.
Лагерь экспедиции разбили у самого края огромного карьера. На специальных санях доставили из Остравы полуторатонный стальной дом. Спустили на лед надувные лодки, прорубили большую, как полынья, прорубь. Здесь и бросил якорь подводный дом «Пермон-3», названный по имени остравского клуба аквалангистов.
Помогать приходили любители подводного спорта со всех окрестностей. Несмотря на это, подготовка к заселению подводного дома продолжалась всю зиму.
1 марта в стан, раскинувшийся у откоса карьера, прибыли, как они сами острили, «актеры на главные роли в предстоящем спектакле» — аквалангисты-одноклубники Владимир Гейст и Ладислав Коциан.
Наступает утро 2 марта. Над землей кружит метель. Ветер прогибает зыбкие бока палаток, задувает в щели полотняных дверей, как аркан хватает уставших людей, морозит носы, уши и руки. Все вокруг обледенело. Погода — самый настоящий ад.
— В такой холодище и собаки не согнать со двора, — горевали подводники.
Но делать было нечего: именно в этот день и было намечено справить новоселье на дне карьера.
Гейст и Коциан садятся на носилки в насквозь промороженной санитарной машине. Последний медосмотр: проверка пульса, давления, температуры тела. Хорошенько вентилируют свои легкие. Одеваются, берут плавники и прощаются с друзьями.
В восемь утра оба входят в подводный дом, где им предстоит провести четыре дня и три ночи.