Гомункул
Шрифт:
Сент-Ив разрывался пополам. Он не решался оставить корабль без присмотра. Кто скажет, какую дьявольскую шутку могут с ним сыграть? Дрейк, само собой, попытается вернуть аппарат себе, а Пьюл — разнести в клочья. С Шилоха станется провозгласить его колесницей какого-нибудь бога. Итак, что предпринять? Засесть в нем? Позволить скрытым в толпе противникам опередить его у дирижабля и потом героически отбивать у них сокровище? Сент-Ив высунулся из люка по пояс и, сместив центр тяжести, скользнул наружу, цепляясь за пару медных выступов на клепаной обшивке корабля. Свобода!
Крики сделались громче. Сент-Ив сполз в росистые травы Хита и встал на ноги, оправляя измятый костюм.
Сент-Ив подался в сторону, обходя корабль с тылу. Может, имеет смысл попробовать спастись бегством, доверив увеличивающемуся расстоянию сбить прицел Динера? Ученый высунул голову из-за края обшивки, и угодившая совсем рядом пуля взвизгнула у его уха. Сент-Ив втянул шею, как потревоженная улитка. Пожалуй, он ускользнул бы от преследователя, если б сумел запрыгнуть в корабль, захлопнуть люк и отлететь подальше, но стоит ему шевельнуться, и Печная Труба начнет палить; и безжизненное тело Сент-Ива повиснет во входном проеме. Бежать, другого выхода нет. Отчаянные рывки из стороны в сторону помогут выжить. Он кинется в сторону дальней рощи, стараясь держаться между кораблем и Динером, чтобы тому приходилось стрелять из-за судна.
Сент-Ив вскочил и помчался. «Хоп! Хоп! Хоп!» — бесцельно выкрикивал он, разве что пытаясь всполошить саму ночь, предупреждая о грядущем кровопролитии. Отбежав немного, глянул через плечо: лучше знать, что там затевает убийца, чем оставаться в неведении.
Но Печная Труба не успел себя никак проявить: кто-то ловко, как обезьяна, свесился с дерева прямо над Динером и, как успел разглядеть Сент-Ив, неуклюже треснул его под высоченную шляпу чем-то вроде крикетной биты. Цилиндр кубарем полетел в сторону, а громила рухнул на колени. Неизвестный агрессор свалился с дерева, уронив при этом собственную шляпу, и, перехватив дубину обеими руками, огрел Динера вторично. Наемник Дрейка ничком повалился в траву, а нежданный спаситель занес свое оружие для нового удара. Сент-Ив осторожно двинулся к кораблю. «Это уже слишком», — подумал он. Существует же обычная порядочность даже по отношению к несостоявшемуся убийце. Бита поднималась и с глухим стуком опускалась на череп Динера — раз, другой, третий, — будто сжимавший ее человек был вне себя от ярости.
— Довольно! — выкрикнул Сент-Ив, бросаясь к нему. Незнакомец отбросил биту, повернулся к приближающемуся ученому и нагнулся, подбирая что-то с земли. Этим «чем-то» оказался пистолет, дуло которого немедленно уставилось в Сент-Ива. Тот чуть не упал от резкой остановки, сменил направление и помчался назад, петляя по лугу и борясь с искушением напрямик броситься вниз по холму к толпившимся там людям, но опасаясь, что предназначенная ему пуля угодит в какого-нибудь ни в чем не повинного лондонца.
Забежав за корабль, до крайности изумленный Сент-Ив присел и задумался: какой странный
Тотчас забыв о пистолете, Сент-Ив выскочил из укрытия и рванул туда. С которым из ящиков сейчас намеревается удрать Пьюл, Сент-Иву было не ведомо, но всплывшие в памяти ужасные картины — брызжущая искрами ракета прорывает крышу силосной башни, а сам Пьюл в клочья разносит его кабинет, не щадя даже бюст несчастного Кеплера, — заставили Сент-Ива пренебречь риском. Похоже, подобное же безумие накрыло и студента-алхимика, ибо тот, не обратив никакого внимания на подбегавшего Сент-Ива, сам метнулся в темноту, на бегу бессвязно бормоча и всхлипывая. Билли Динер, как обнаружил Сент-Ив, благополучно отправился к праотцам.
Ветер, задувавший, кажется до самых звезд, гнал по небу дирижабль Бердлипа. Лунный серп, омываемый небесными волнами, встал на якорь, окруженный лучистым гало звездного сияния — так, будто самые звезды служили уличными фонарями, освещавшими невидимую аллею, по которой сходил вниз дирижабль, чья гондола поскрипывала в привычном, давно устоявшемся ритме.
Сент-Ив задался вопросом: сколько же людей замерло в молчаливом ожидании на этом лугу? Сколько их еще сидит на ветках деревьев, сколько выглядывает в окна с распахнутыми ставнями или стоит, вывернув шеи, на темных и грязных улицах, ведущих сюда из дымного Лондона? Сотни? Тысячи? И все хранят молчание: ни писк летучей мыши, ни верещание сверчка в ближнем лесу не нарушали тишины; была лишь ночь, напоенная ароматами молодых побегов, густая и тихая, ожидающая, да медленные «скрип, скрип, скрип» качающейся гондолы, слабо залитой лунным серебром. Там, у штурвала, стоял обратившийся в скелет Бердлип — неудержимый пилот, чей плащ плескался обрывком паутинного кружева у выбеленных ребер грудной клетки. Месяц светил прямо через плащ, словно лампа сквозь муслин; серп даже казался больше, словно одеяние Бердлипа — сплетенная из шелка и серебра волшебная линза, процеживавшая скопившийся свет небес.
Сент-Ив стоял и смотрел. Что он такое, этот гудящий дирижабль, спустя годы блужданий в атмосфере решивший наконец лечь на обратный курс? Что предвещает его возвращение? Только Бердлип смог бы ответить. Он преследовал нечто — демона, блуждающий огонек, улетавшее с ночным ветром отражение призрачной луны, опускавшейся за невообразимый горизонт. Удалось ли Бердлипу настичь свою цель? Или же она ускользнула? И какие выводы, во имя всего святого, мог теперь сделать бедняга Парсонс? Очень скоро ему предстоит встреча с очередным лишенным плоти ликом…
«Что, — размышлял Сент-Ив, — что все это значит?»
Дирижабль медленно плыл над Хитом на высоте примерно в полсотни футов, вздымаясь над холмами и ныряя в лощины, словно намеревался приземлиться не где попало, а в каком-то заранее намеченном, необходимом и неизбежном месте, куда вел его рулевой — твердо стоявший на широко расставленных ногах доктор Бердлип. Его лихо заломленная французская шляпа была надвинута на самый лоб, затеняя пустые глазницы, яблоки которых давно выжгло беспощадное солнце и расклевали морские птицы. Какое таинственное зрение сохранил Бердлип? Насколько ясно он мог видеть?