Гончаров попадает в историю
Шрифт:
Ну вот, стала я женщиной. В принципе ничего особенного не случилось, со всеми рано или поздно такое происходит. Но я, к своему глубокому сожалению привязалась к Павлу, может быть даже полюбила. В общем стоило ему свистнуть и я уже стояла у его ноги. Полтора месяца продолжалась эта сказка. Я была настолько одурманена, что даже не замечала его жестокости, цинизма и наглости. Полная эйфория и собачий восторг. При мне они мучали и измывались над теми несчастными бродягами, но тогда мне это казалось забавной, безобидной шалостью. Мерзавка, я сама кидала им со стола куски и от восторга хлопала в ладоши, наблюдая как потешно они прыгают
Озарение пришло значительно позже и как всегда бывает в таких случаях, пришло оно неожиданно и беспощадно. Однажды мы остались втроем, Рустам, Павел и я, чего раньше никогда не было. Выпили они в тот вечер довольно много, а ближе к полуночи Павел предложил мне заняться любовью. Не видя в этом ничего дурного я согласилась, только попросила, чтобы Рустам вышел подышать свежим воздухом. Мою просьбу он исполнил и мы остались одни. Барахтались мы около часа, а потом когда все кончилось он позвал Рустама и сказал, чтобы я переспала и с ним.
Я думала, что он шутит, но Рустам пришел уже голый и я поняла, что они договорились заранее. Я как дура, начала умолять его и упрашивать не делать этого, но он вместе с Павлом только смеялся ти теснил меня к дивану. Тогда я стала сопротивляться и ударила его по голове бутылкой. Пошла кровь и они озверели. Вдвоем они повалили меня на пол. Павел навалился мне на грудь, а Рустам начал раздвигать ноги. Я выла и держалась до поседнего. Изловчившись укусила Павла в плечо и тогда он приподнял мою голову и стукнул затылком о цементный пол... Я потеряла сознание, а когда очнулась, то дело было сделано. Удовлетворенный Рустам сидел надо мной на диване и рассказывал Павлу о своих ощущениях. А мне вдруг стало все безразлично. Жить расхотелось. Мертво и как - то не реально мигала голубоватая лампа дневного. Мне не хотелось даже подниматься с грязного пола, а надо было бы, потому что через пять минут они занялись мною уже вдвоем. Меня словно неодушевленный предмет, словно резиновую куклу поставили раком и сначала по очереди, а потом и сразу стали пытатся поиметь в оба отверстия. Я закричала, но они заткнули мне рот и добились своего. Но и этим дело не закончилось. Посадив на стул, они привязали меня к батарее и потребовали чтобы я целовала их половые органы. Сначала я наотрез отказалась, а потом сообразив, что теперь - то мне все равно, но таким образом я могу им отомстить - согласилась. К сожалению, они как будто прочли мои мысли и поставив к горлу нож предупредили, что если я сделаю что - то нехорошее, то мне не жить. Так они издевались надо мной до утра. Я уже не ревела, ничего не просила, а просто как заведенный автомат выполняла все, что мне прикажут. Я была вся изгажена их спермой. Она липла и стягивала кожу, я провоняла ей в буквальном смысле слова, насвозь.
Когда меня наконец отпустили, я первым делом отправилась в баню и больше трех часов пробыла в парилке стараясь выгнать из себя всю эту мерзость.
Теперь вам понятно почему я их возненавидела?
– Понятно.
– После некоторой паузы ответил я.
– Скажи, Ольга, а если бы так случилось и тебе бы удалось членовредительство, то как по твоему, могли ли они перерезать тебе горло?
– Я сама не раз об этом думала и пришла к выводу, что да. Они бы могли меня убить. В их глазах не было ничего человеческого. Только опьянение, злоба и похоть.
– Ольга, а тебе никогда не приходилось слышать о судьбе твоих
– Нет, не приходилось, мне это не нужно и вообще я стараюсь все забыть.
– Забудешь, молодая еще. А меня судьбы их мимолетных подруг очень беспокоют.
– Ничем помочь вам не могу.
– Почему же, ты уже помогла. То что ты рассказала дает мне основание заняться
этими подонками серьезнее и целенаправленней. Спасибо тебе большое. Наш уговор в силе. Ни ты ни я о нашем разговоре не распространяемся.
– О чем вы говорите! Мне ли о нем распространяться! Стыд - то какой! Я ведь никому и никогда об этом не говорила. Вам рассказала первому. Не знаю, что на меня нашло? Несвойственное мне откровение.
– Все правильно, Ольга, кому - то все равно пришлось бы рассказать. Так устроен человек. Не буду тебя больше задерживать. Отдыхай, все у тебя будет нормально.
На дачу я вернулся задолго до полудня. Тестя не было и дом казался необитаем. В жарко прогретой мансарде, откинув одеяло спала нагая Милка.
– Надо думать, что Олежка ушел совсем недавно.
– Проворчал я и спустившись вниз из травы под яблоней извлек бутылку.
– Что же мы имеем, господин Гочаров?
– А имеем мы, Константин Иванович, испорченный отдых плюс головную боль и между прочим по вашей вине. Нет никакой гарантии, что Паша с Рустамом имеют какое - то отношение к той голове. У них, как и у дяди Вани, метода совсем иная. Скорее всего в нашем случае орудовал любитель одиночка, до мозга костей преданный своему хобби. Какой черт принес вас в тот день к колодцу! Чай тебе подавай! Не маленький, обошелся бы минералкой.
– О чем теперь говорить. Надо изловить этого мерзавца как можно скорее и остаток отдыха провести в беззаботной неге.
– Легко сказать изловить, но как и где, а главное кого? Я не знаю ни его привычек, ни методов работы. У меня нет даже приблизительной схемы его перемещений. Дохлое это дело. Самое правильное - забыть и наплевать.
– С утра пораньше надираешся?
– Высовываясь из окна полюбопытствавала супруга.И не стыдно тебе? День - то какой божественный! Хрустальный воздух, синее небо, аромат цветов, щебет птиц...
– И карканье бестыжей вороны! Накинь хоть рубашку, а то сейчас бюсты упадут.
– Ты достал! Если бы у меня была ночная ваза, то я бы с удовольствием на тебя её вылила. Надо будет обязательно приобрести. Где отец?
– Не знаю. С утра отправился копать трупы...
– Для чего?
– Спроси его, может на рыбалку собирается и ли что еще...Принеси мне огурчик.
– Скотинушка, нагнись и сорви. Грядка у тебя перед носом.
– Замечательная идея.
– Похвалил я милкину смекалку.
– Насколько это прекрасно, жить в деревне и закусывать огурчиком с грядки. Не ценим мы естество и первозданность. Уродуем души свои городской суетой.
Тесть заявился только в седьмом часу, уставший, но довольный. Не отвечая на мои расспросы он прямым ходом отправился в душ, где провел не менее двадцати минут, отчаянно натираясь и горланя революционную песню "Варшавянка". Когда раскрасневшийся и чистый как пень после дождя, он вошел в дом, то его уже ожидал стол заботливо накрытый беспутной дочерью.
– Ну, я вас слушаю?
– Покончив с окрошкой подал он голос.
– Как ваши успехи, господин хороший. Что удалось узнать про ту исчезнувшую девушку?