Гончаров попадает в притон
Шрифт:
– Пойди сюда, голубок, - грязно улыбаясь, поманил я его пальчиком. По тому, как он съежился, я понял, что взял в разговоре нужную тональность.
– Что тебе?
– немного осмелев и обнаглев, подошел он ко мне, вихляясь. Ухватив парня за нос, я пригнул его к земле. Он загундосил, то ли жалуясь, то ли возмущаясь.
– Ты зачем замок испортил, гаденыш?
– Какой замок? Отпусти.
Отпустив сопливую носопырку, я ухватил малого за ухо и, медленно выворачивая, ласково спросил:
– Ты не знаешь
– Не знаю. Отстань, больно
– А будет еще больней, в камере всегда больней. Есть у нас сержант, дядя Коля, он любит делать больно плохим мальчикам. Сейчас пойдем к нему.
– Не надо, - захлюпал мальчишка.
– Тогда рассказывай, зачем испортил замок.
– Я ничего не знаю.
– Тогда пойдем. Дядя Коля тебя ждет не дождется. Колись, говнюк.
– Это не я. Я ничего не знаю.
– Кто знает?
– Не знаю!
– А этот клистир тоже не твой?
– Не мой.
– Только отпечатки пальцев на нем твои, усек, шелудивый? А в остальном с тобой разберутся в камере предварительного заключения. Может, девочку из тебя сделают. И выйдешь ты оттуда уже не Сергеем, а какой-нибудь Снежаной или Серафимой. Тебе как больше нравится?
– Никак, я все скажу, отпусти ухо.
Все-таки никудышный я психолог. Поверив ему, я отпустил ухо. Подскочив козлом, он еще в воздухе заработал ногами и задал бешеного стрекача. Гнаться за ним было бесполезно. "Ну да ничего, - успокоил я себя.
– Не сегодня так завтра проявится, а ночью я наведаюсь к нему домой. С чисто превентивной целью".
На сегодня - все. Недовольный собой, я отправился к родному очагу и вечно голодному коту.
Это вошло в привычку, поднимаясь по лестнице, шагать тихо, а перед тем, как вставить ключ в дверь собственной квартиры, несколько секунд постоять молча. Вот и сейчас на несколько мгновений я затаился, слушая жизнь подъезда. Кажется, тихо. Открыв дверь, я вошел и остолбенел.
Прямо передо мной на низком стульчике в передней сидел полковник Ефимов.
– Вы как открыли дверь?
– невольно вырвалось у меня.
– Было бы что открывать, а уж как? Это нетактично с вашей стороны задавать подобные вопросы. Значит, клоун Гончаров снова на манеже. Значит, вновь меня ожидают ночные кошмарики? Но я думаю избежать этого. И знаешь как?
– Наложить запрет на мою деятельность, не пролонгировать лицензию.
– Умный ты, Гончаров, ну прямо как я в юности. Сколько времени?
– Шестой час,
– Ну и ладненько. Будем считать, что вечер я посвятил тебе.
– Благодарю вас, Алексей Николаевич. У меня для вас сюрприз.
– Начинается. И откуда ты свалился на мою седую голову?
– Осторожно, стульчик развалится, а сюрприз настоящий, его вам передал один наш знакомый.
Из тайничка я выудил массивный золотой перстень-печатку с вензелем "Ане" и протянул
– Это что, взятка?
– Какая же это взятка, когда на перстне ваши инициалы. К, тому же вещь не моя, я просто выполняю поручение известного вам лица.
– Хорош, собака.
– Кто, мастер?
– Нет, изделие. Гляди-ка, как раз впору. Если от чистого сердца, то заберу.
– Носите на здоровье.
– Я чего пришел-то?..
– Вот и я думаю...
– Не хами, особенно старшим по званию.
– Да нет у меня никакого звания, полковник, отставной козы барабанщик.
– Вот и я думаю, не пора бы тебе пересмотреть свое поведение и место в обществе?
– А я уже пересмотрел и пришел к выводу, что я-то как раз на своем месте. Водку пить будете?
– Буду. Чего это ты сегодня ошивался возле дома Крутько?
– Да так, гулял, озоном дышал.
– Чего надышал?
– Ничего существенного. Зря день пропал.
– Не думаю. Серые "девятки" дарят не каждый день.
– Это не подарок, а оплата.
– Так вот откажись от нее, потому что лицензию мы тебе не продлим, если, конечно, не поумнеешь.
– Уже поумнел.
– Тогда рассказывай все, что знаешь и что успел вынюхать. Только коротко и конкретно.
Пришлось выложить все, что я знаю, начиная со вчерашнего вечера и кончая бегством четырнадцатилетнего оболтуса.
– Ну пацанчика-то мы словим, прямо сейчас.
Подвинув телефон, он набрал номер и выдал известные координаты почтальона.
– Звоните Гончарову. Я здесь жду. Оперативней! Отбой. Так что ты думаешь, Костя? Ты уверен, что три убийства подряд, совершенные одним почерком, не могли быть совершены Длинным Геной?
– Почти уверен.
– Но ведь кругом кровавые отпечатки его пальчиков, чуть ли не на потолке.
– Это тем более странно. Если он, конечно, не чокнулся. Но если бы он сошел с ума, то проявился бы обязательно.
– Я тоже так думаю. Сказать только боюсь.
Затрещал телефон, и полковник первым сдернул трубку. По мере того как его мозг всасывал информацию, физиономия его, словно мешок осьминога, меняла цвета.
– Что?.. Вы уверены?.. Когда.. Кто опознал?.. Ничего не трогайте, я выезжаю.
– Ну вот, - раздраженно бросив трубку, Ефимов допил остаток водки, доигрался ты, Гончаров. Опять труп.
– Чей?
– Твоего почтаря.
– Где?
– В лесопосадке, едем.
Через двадцать минут мы стояли перед кучей веток, которыми был забросан труп мальчишки. На этот раз череп был расколот не колотушкой, а острием туристического топорика. Окровавленный, со множеством отпечатков, он лежал туг же. Удивительная забывчивость. Убийца прямо-таки делает рекламное объявление: "Не теряйте напрасно времени. Это сделал я, Длинный Гена".