Гончаров приобретает популярность
Шрифт:
– Я сама задумывалась над этим, тем более что такой тип действительно попадался мне на глаза, причем трижды.
– Вы могли бы подробно описать его приметы? – продолжал я валять дурака. – Где, когда и при каких обстоятельствах он вам встречался?
– Я замечала его после полудня, когда он шлялся вокруг церкви. А что касается его примет, то лучше всего я смогу представить их карандашом на бумаге. Но только не сейчас, потому как нужно сосредоточиться. Набросок его портрета я занесу вам завтра.
– Кто
– Почему реставрировал? Ее и посейчас реставрируют послушники.
– Сколько их и где они живут, где ночуют?
– На данный период времени их двадцать человек. Живут они пока в арендованном доме, но в самое ближайшее время, как только будет отремонтирован барак, я переведу их в церковный двор.
– Никогда не слышал, чтобы монашеские кельи называли бараком! – весело и привольно заржал Ефимов. – А трапезная, по-вашему, будет рыгаловкой?
– Пардон, я неправильно выразилась, – ничуть не смущаясь, поправилась Лютова. – Ну конечно же кельи. Какие еще вопросы?
– На реставрационных работах занята вся монашеская братия?
– Нет, что вы, я допускаю туда только самых надежных. Шесть человек под присмотром иеромонаха Феодора, а уж ему я верю, как самой себе. Они спрашивают его благословения даже тогда, когда хотят выпить стакан воды.
– Хорошенький монастырь! – резюмировал тесть. – А до ветру они у вас не просятся?
– Не юродствуйте, к нам приходят люди самых различных судеб, часто с вредными привычками, поэтому дисциплина и порядок в монастыре просто необходимы.
– Это уже не порядок, а палочная муштра.
– Называйте как угодно. Что вас еще интересует?
– Ваша школа кулачного боя. Где расположена она?
– Вы имеете в виду школу русских богатырей «Витязь»? Пока она тоже располагается в арендуемом нами частном секторе, но, как и послушники, в самое ближайшее время наши мальчики перебазируются на церковный двор, где для них уже строятся спортивный зал и классные комнаты.
– Сколько человек в ней обучается и каков их возрастной ценз?
– Сегодня школу посещают тридцать мальчиков от десяти до шестнадцати лет.
– То есть как это посещают? Они что же, ночевать уходят домой?
– Я неверно выразилась, живут они братством, а ночевать мы их отпускаем только на одну ночь, с субботы на воскресенье.
– Как говорили раньше, каково их социальное происхождение?
– Преимущественно это дети обеспеченных и богатых родителей.
– Конечно! – опять ядовито вклинился тесть. – Откуда же неимущей семье взять бабки на воспитание своего ребенка? И по сколько вы с них дерете?
– Дедушка, я устала выслушивать ваши бестактные замечания и отвечать на них не намерена. Господин Гончаров, если с вашей стороны вопросов больше нет, то разрешите откланяться.
– Подождите. – Сам не замечая того, я заинтересовался
– Мы приучаем их к физическому труду, и лично я обучаю их правилам этикета.
– Бедные дети! – горестно воскликнул тесть. – Даже страшно подумать, какие уродливые монстры из них получатся!
– Не обращайте на него внимания, – поспешил я пресечь его остроумие. – Светлана Сергеевна, принимали ли ваши детки участие в строительстве и реставрации храма?
– Да, конечно. Там они иногда отбывают наказание за непотребное поведение.
– Что они там делают непосредственно? Какую работу выполняют?
– Работа там каторжная. Провинившиеся замешивают раствор, таскают кирпичи…
– Понятно. Что следует понимать под вашей формулировкой «непотребное поведение»?
– Ну… Шалости… я не знаю…
– И какого характера эти шалости? – не унимался я.
– Я бы не хотела выносить сор из избы.
– Да чего уж там, и так все понятно, – со знанием дела вмешался полковник. – Водочка, травка, героин. Не исключаю и случаев педерастии. Впрочем, у вас ведь женщины-преподаватели тоже работают, а?
– Это уже слишком! – взвилась Лютова. – Это все ваши гнусные домыслы. Без доказательств вы просто не имеете права так говорить о нашей школе. Похотливый старик, ваши грязные инсинуации я расцениваю как злобный выпад, направленный на подрыв авторитета нашего братства. Господин Гончаров, я больше не могу находиться в этом доме. Если вы согласны на мое предложение, то вот вам моя визитка!
Сорвавшись с места, оскорбленная учительница этики пулей вылетела в коридор, и по дикому воплю попавшего ей под ноги кота и пушечному выстрелу входной двери я понял, что она сильно на нас обиделась.
– Алексей Николаевич, а вы были не правы, – грустно заметил я. – Вежливости вам бы подзанять.
– Да и хрен с ней, потаскуха она монастырская, – шлепнул себя по ляжкам полковник. – А как взвинтилась-то! Видно, я попал не в бровь, а в глаз!
– Может быть, и так. А только когда вы вернете мне тысячу рублей?
– Какую тысячу? – насторожился и сразу стал серьезным тесть. – Ты в своем уме?
– Ту самую тысячу, которую я, видать, не получу от оскорбленной вами дамы.
– Вы что тут с ней делали?! – просовывая испуганный нос, спросила Милка. – Ужас, она вылетела как пробка из бутылки, отшвырнула меня, покалечила кота и чуть не сломала нам дверь! Я уж подумала, вы ее тут изнасиловали.
– Ты правильно подумала, твой папаша ее затрахал в переносном смысле этого слова, так как в прямом он уже ничего не может. Он битый час измывался над ней, как последний маньяк и садист. Он убил и изнасиловал ее нравственно.