Гончаров влезает в аферу
Шрифт:
– ...Значит, договорились, - снова услышал я голос Владимира Ступина.
– Ремонт мы производим своими силами, но с предоставлением ваших стройматериалов.
– Добро, - подтвердил чей-то бас.
– Да мы так и договаривались со Степаном Ильичом. И чтоб наличными. Пятьдесят в бухгалтерию, а пятьдесят в клювик. Вы в курсе?
– Да, но видите ли... нас ограбили и возникли некоторые затруднения.
– Какие еще...
– Не волнуйтесь, с клювиком все в порядке, хотя я не вижу необходимости покупать эту развалюху даже за половину суммы.
– Тогда неустойка.
– Это не оговорено
Бас заухал нецензурщиной.
– Как вам угодно. Извините. Поехали.
– Стойте, козлы! Вас из города не выпустят, пока я "добро" не дам. А если вы сейчас начнете дурить, то от вас и вашей тачки не останется и запаха!
– орал бас.
"Волга" рванулась с места, но тут же завизжала тормозами, словно напоровшись на вилы.
– Ха-ха-ха! Гы-гы-гы!
– веселился мефистофельский бас.
– Говорил вам, пидоры вонючие, неправильно себя ведете. Вы думали, Максимыч в машину к вам один сел, так и веревки из него вить можно? Максимыч сам кого хочешь на кукан посадит. Спрятались, мальчики, отдыхайте!
– крикнул он в сторону обрывистого берега. Затем продолжил наставления: - Закопать бы вас здесь, да уважал я Степана Ильича вашего покойного. Кто его? Небось твоя и есть работа? Давай бабки, и без фокусов! Договор останется старый, а дополнения допишешь. Мне бабки на кон, сейчас.
– У меня в гостинице, и печать тоже. Я сейчас привезу.
– Гы, ты, козлик, не дергайся. Одно неправильное коленце - и ты останешься без денег, без дворца и... без тыквы. Понял?
– Конечно. В связи с тем, что договор уже подписан и оформлен моим предшественником... чтобы избежать штрафных санкций, я обязан выполнить его условия, хотя считаю сделку невыгодной и абсурдной.
– Вот видишь, какой ты умненький мальчик, - подобрел бас. И дружелюбно добавил: - Ты пойми, Ступин, чтобы тот склад отсюда подвинуть, я уже вложил пять собственных и еще столько же обещал, а там ребятишки крутые, юмора не понимают. Вместе поедем. Стой!
– вдруг заорал бас, заглушая шум мотора. Выкинь-ка из тачки своих дебилов, за рулем сам поедешь. А ну, сопли, по одному высмаркивайтесь! Ручонки на затылок. К стене. Руки на затылок!
Надо мной показался невозмутимый Кутя, пузыривший свою вечную жвачку. Он с интересом разглядывал смотревшую на него из подвального окошка пистолетную дырочку.
– Владимир Леонидович, а что тут легавый опять вынюхивает?
– Бог его знает, Кутя, его проблемы.
– А то сидит тут с газовой пукалкой.
– Ну и пусть сидит, если нравится человеку.
– Может, бросить взрывпакет? А можно на него помочиться?
– Когда ты, Кутя, с горшка слезешь? Поехали, Максимыч!
– Чего вы там? Какой легавый?
– Судя по всему, Максимыч двинулся в нашу сторону.
Медлить было нельзя, с его мордоворотами я встречаться не собирался. Обдирая пальцы о бетонные выбоины оконной шахты, я чертом вылетел наверх, боясь выстрелами привлечь внимание "мальчиков" Максимыча.
"Волга" с открытой водительской дверцей
Стоявшие у ворот две зачуханные хари зайцами отскочили в стороны, пропуская машину. Уже в конце аллеи, у поворота на городскую магистраль, я заметил, как из ажурных ворот вынырнул шустрый белый "жигуленок" и уверенно сел мне на хвост. Налево - выезд на шоссе, направо и прямо дороги вели в город. Уходить от преследователей по незнакомому городу или за его чертой на тяжелой машине - труд бесполезный. Тем более, что зацепили они меня основательно. С Максимычем, как я понял, шутить не стоило - неинтересно. Слишком уж грубые и плоские у него шуточки. Спасение мое было в чем-то ином...
Выскочив на центральную площадь, я подкатил к зданию милиции. Вплотную к ступенькам прижал машину и выскочил. Кивнув курившим у входа офицерам, как старым знакомым, я с независимым видом пересек вестибюль и направился к сортирам.
Взобравшись на унитаз, я глянул в высокое - метра два от пола окошко. Мои преследователи пока не решались зайти в святая святых, но, похоже, уже разрабатывали какой-то план, что-то друг другу доказывая. Медлить не стоило. В конце коридора, рядом с решетками экспресс-камер, находилась металлическая дверь, ведущая, очевидно, во двор милицейского управления. Возле двери нервно топтались четверо алкашей, ожидая своей участи. Это был шанс, тем более что после посещения подвального этажа вид я имел подобающий.
– Куда теперь, мужики?
– По адресам повезут, за бабками, а где взять?
– сообщил понурый жилистый парень в черной болоньевой куртке.
– Я дам тебе деньги, только пока молчи. Закуривай, парни.
– Я протянул пачку, но закурить не пришлось: из соседней, обитой дерматином двери вышли два сержанта и направились к нам.
– Сержант, - заныл я, - отпусти. Завтра получка, не позорьте сегодня. Я тут ни при чем.
– Знаем ваши завтраки!
– загрохотал сержант.
– У соседей возьмешь, а нет, так трое суток будешь у меня улицу мести. Вперед, синяки!
Во дворе стояла вахтовая машина, в которую я с удовольствием влез, пробравшись на заднее сиденье. Черная болонья шлепнулась рядом.
– А ты кто?
– Член в пальто. Усохни. Выйдем последними, я за тебя расплачусь.
Алкаши исчезали один за другим и возвращались через несколько минут с зажатой в кулаке данью. Сержант же барским жестом выдавал вольную. Когда нас осталось двое, он с озадаченным видом уставился на единственную квитанцию, стараясь угадать, кому она принадлежит. Наконец строго спросил:
– Кто Еременко?
– Я, - ответил парень.
– Куда тебя?
– На Асфальтовый.
– А тебя?
– К центральному гастроному.
– Так мы здесь и стоим. Сам принесешь или сходить с тобой? Как фамилия?
Мне хотелось с ним поиграть, но было некогда. Незаметно передав парню деньги, я заверил сержанта, что вот сейчас, вот через минуточку буду, и расстался с ним навсегда.
* * *
Опоздав на полчаса, ровно в 12.30 я остановился напротив центрального входа. Но прекрасная колбасница отсутствовала.