Гончарову наносят удар
Шрифт:
– Юрка, может, все-таки "скорую" вызовем, вдруг у него чего-нибудь оторвало?
– беспокоилась какая-то женщина.
Определенно - я и ее знаю!
– Да не скрипи ты, все нормально, он за эту "скорую" потом съест меня с дерьмом. Успокойся, сейчас у него шок пройдет, и все будет как у Клавы. Видишь, зенками ворочает, только веки открыть стесняется. Надо ему в глотку налить холодной воды.
– Налей ее себе в жопу, скотина!
– не выдержал я предстоящих издевательств над своим истерзанным и немощным телом.
–
– торжествующе заорал сосед.
– Он же живучий, как змей. Нормальный человек на его месте давно бы не хамил, а тихо тлел в могиле. Только я его трижды с того света вытаскивал, не говоря об остальных. Все, иди домой, я скоро буду. Костя, живой, что ли?
– Живой, - оглядывая стены собственной берлоги, нехотя согласился я. Но за козла ты мне ответишь! Будешь землю жрать.
– Буду, - радостно согласился Юрка, - а ты не забудь, сколько раз я тебя полуживого вытаскивал из лап мокрушников.
– А ты не забудь, сколько раз я за тебя хлопотал перед полковником. Скотина, если бы не я, был бы ты сейчас участковым, ходил бы по подвалам, собирая бомжей и проституток.
– Да если бы не я, тебя бы давно съели червяки! Тоже мне, частный сыщик! Алкаш и тунеядец!
– А ты говно, а не майор! Ладно, лучше расскажи, что это было?
– Думаю, просто взрывной пакет. Окажись под ковриком что-то посерьезнее, то сейчас твои яйца болтались бы на люстре.
– Почему так сильно болят ноги? Там, внизу, у меня все в порядке?
– Успокойся, у тебя все, словно у нормального человека. А ноги болят потому, что отшибло. Дать выпить?
– Что за дурацкий вопрос! Даже можешь немного, в пределах разумного, налить себе. И принеси чего-нибудь попить, ужасно хочется пить.
– Не дергайся, все сделаю.
Я лежал и размышлял, прикидывая, какая сволочь устроила мне этот праздничный фейерверк. Чей муравейник я разворошил? От кого такое серьезное предупреждение? Неужели это плод моих сегодняшних похождений? Не может такого быть, слишком рано! Тогда кто еще мог подложить мне подобную свинью? Кому дядя Костя наступал на хвост в ближайшие несколько дней? Никому, кроме двух недоделанных рэкетиров. Значит, кровная месть - зуб за зуб - идет оттуда? Мало их Макс отделал, придется повторить, только на более высоком идейно-политическом уровне и желательно в малонаселенном месте. Вот ведь бараны! И запросто можно сдать в ментовку, благо имеются их писульки. Конечно, они пойдут в отказ, но в следственном изоляторе стараниями Макса могут усвоить очень многое. Козлы!..
– Ты чего бормочешь?
– прервал Юрка мой негодующий внутренний монолог.
– Может, правда психушку вызвать?
– Непременно, о тебе давно дурдом плачет! Да что ты мне суешь? Что ты мне налил, у меня кот писает больше! Себя так не обделил, кулачье отродье!
– Хозяин барин, не заплохело бы тебе. Похоже, на Гончарова опять открыт охотничий сезон. Опять ты влез в какое-то дело? Если будешь платить,
– "Если хочешь быть майором, то в сенате не служи..." Обойдусь без сопливых, да и толку от тебя как с козла молока.
– Конечно, у тебя же есть Ухов!
– Юрка, пей и проваливай, мне надо отдохнуть и подумать.
Этой невинной радости меня лишил приход Милки. Страшного в этом ничего не было, если бы не одно "но"... Она притаранила с собой огромную дорожную сумку. Запахло опасностью. С ужасом я наблюдал, как, раздевшись, Милка начала потрошить ее необъятное брюхо. Вещь за вещью на мой диван ложились плащи, костюмы, юбки и прочие рейтузы. Гора росла, и конца этому не было. Дело делалось фундаментально, и моя роль сводилась к минимуму.
– Может, ты скажешь, в чем дело?
– робко высунулся я.
– С папашей поругалась!
– озабоченно рассматривая мятый пиджак, между прочим ответила она.
– Кстати, из-за тебя.
– Стало быть, я явился яблоком раздора?
– Ага, он назвал тебя шалопаем, бабником и алкоголиком, но я мужественно защищала тебя своей чахлой грудью четвертого номера. В конце концов, схватившись за сердце, он вылакал бутылку коньяку и назвал меня блядью. Это же уму непостижимо!!!
– Ну почему же...
– Молчи, козел, гнусный соблазнитель, испортил девушку, а теперь глумишься! Все вы такие!
– Ты будешь здесь жить?
– робко поинтересовался я.
– А что?!
– Нет, я просто спросил... Уж и спросить нельзя...
– Когда вопрос глуп, его не задают. Поживу, подожду, пока он сам за мной не прибежит.
– Не дождешься!
– с горечью заметил я.
– Дело не в этом. Завтра я хотел идти к нему по делу. А теперь не знаю...
– Вот и пойдешь, передашь привет от госпожи Гончаровой.
– Это от кого?
– не сразу врубился я.
– Он сообразит, - хохотнув, ответила Людмила.
– Давай спать, уже поздно!
* * *
Наутро, тщательно приведя себя в порядок, я с трудом доковылял до милиции. Да, видно, зря я бил свои обожженные ноги: в приеме мне было отказано. Знакомая секретарша, соболезнуя, предложила мне чашку кофе. Сидя в уголке, я скромно потягивал растворимую гадость, подслушивая милицейские новости и сплетни. Ефимов вышел неожиданно и сразу. Окинув меня грозным оком, он пророкотал:
– Эт-то что такое? Устроили мне в приемной чайную! Немедленно очистить помещение! Татьяна, что здесь делают посторонние?
– Ждут приема, - логично ответила секретарша.
– Приема не будет! Тем более - для этого гражданина.
Отставив чашку, я поплелся к выходу. Поравнявшись с полковником, я шепнул:
– Ваша дочь повесилась. Всего вам доброго!
Что случилось у меня за спиной, я не видел, только услышал сдавленный крик. Тяжелая, медвежья лапа рванула плечо.
– Что-о-о?
– хрипло заорал он.