Гончие Габриэля

Стюарт Мэри

– Это был Насирулла, - стуча зубами, выдавила я.
– Наверное, это из-за Халиды...

– Это уж точно. Похоже, Насирулла пытался спасти товар, а Грэфтон не успел остановить его прежде, чем тот обнаружит ее тело. Или он просто стал допытываться у Лесмана, куда подевалась сестра, и парень, как мы видели, объяснил ему, что и как. Держись, милая, вот здесь мы сможем спуститься к броду. Ну, ты как, в порядке? И давай поскорее уйдем отсюда, хорошо? Я и в лучшие-то времена не искал встреч с арабской толпой, а если сейчас они нас здесь обнаружат, то едва ли остановятся, чтобы насладиться моей элегантной речью на литературном арабском

языке. Тебя они, к счастью, всего лишь изнасилуют, а мне не хотелось бы быть кастрированным в день моей помолвки.

– Ай, да мой могучий и смелый кузен, - воскликнула я с коротким смешком, к которому примешивалась изрядная толика истеричных ноток, тем не менее я смогла взять себя в руки.

Он сжал мою ладонь, и мы, освещаемые теперь уже постепенно угасающим заревом, спустились по скалистой тропинке, перебрались через все еще окрашенные пурпуром воды Адониса и вскоре вступили под безопасную сень растительности на противоположном берегу.

ГЛАВА 20

Мой пес, доставленный с Салюка королем.

Старинная арабская поэма

Наступил полдень. Высокое жаркое солнце затопило своими лучами деревенскую улицу. Мы сидели на кромке невысокой стены местного кладбища и ждали машину, которая должна была отвезти нас в Бейрут. После того как мы покинули пылающий дворец, трудно уже было припомнить все детали случившегося. У меня, например, совершенно не отложилось в памяти, как мы взбирались по тропинке, направляясь в деревню. Скорее всего я брела на "автопилоте", который подпитывался смесью из реакции на пережитое, чувства любви и остаточного воздействия паров гашиша.

Единственное, что я зафиксировала в сознании из событий того дня, был какой-то причудливый, изолированный от всех прочих воспоминаний кошмар, в котором перемешались воедино палящие глаза, нежный, как стук дождя, стук лошадиных копыт и козлиный запах, поскольку (как мне потом сказал Чарльз) мы потревожили спящее стадо. И еще сохранившийся в самом уголке памяти образ фавна, который наконец оторвался от завораживающего зрелища пожара и оказал нам самую что ни на есть практическую помощь, предложив проводить до деревни.

Именно он сопровождал нас, пока мы шли по пустынным улицам к одному из стоящих почти у края деревни домов, который располагался чуть поодаль от дороги, отделенный от нее террасой яблоневых деревьев. Свет в доме не горел, однако мы сразу заметили бодрствующую женщину, с некоторой опаской поглядывающую из дверей на пожар, который все еще полыхал на противоположном конце долины, вздымая над облаками дыма редкие уже языки пламени.

Паренек прокричал ей что-то в знак приветствия, вслед за чем последовал поток дополнительных объяснений. Голова у меня шла кругом, а сама я настолько устала, что толком не обратила внимания ни на его слова, ни на то, что за ними последовало. Я мечтала лишь о том, чтобы поскорее сбросить с себя влажную и грязную одежду, улечься где-нибудь в уголке и уснуть.

Руки Чарльза почти вознесли меня по грубым крутым ступеням террасы. Он, должно быть, устал не меньше меня, потому что, насколько я запомнила, ему пришлось сначала немного прийти в себя и собраться, прежде чем заговорить с женщиной по-арабски. Через несколько минут их разговора, который велся при активном содействии фавна (невидимого для моих глаз), мы были допущены в дом; там, за разделяющей единственную комнату занавеской, я разделась при свете маленькой желтоватой свечки, завернулась

в какой-то просторный, хлопчатобумажный и вроде бы чистый балахон, извлеченный из стоящего в углу сундука, улеглась на постель, застланную одеялами - на сей раз довольно пахучими, - и почти тут же уснула. Последнее, что я запомнила, был голос моего кузена, мягко говорившего по-арабски и ожидавшего, как я узнала позже, прихода мужа хозяйки и одновременно старосты, который, естественно, также отбыл на пожар.

***

Итак, все прояснилось. Генри Грэфтон был мертв - его настигла в общем-то безболезненная смерть, - тогда как Лесман успел благополучно скрыться в горах Верхнего Ливана. Я так и не узнала, что сталось с ним потом, хотя, надо признать, особенно этим и не интересовалась. Он исчез, безликий и похожий на тень ночной охотник, вместе со своей гнедой лошадью и гончими Габриэля, ставший, как и бедная Халида, жертвой безоглядной алчности Грэфтона.

Нашли и тело девушки - по странной причуде ветра и огня подземный коридор почти не пострадал, а вместе с ним сохранилось и содержимое мрачного склада, который, как ни странно, оказался почти пустым, хотя прибывшая на рассвете полиция все там тщательно обыскала и даже что-то конфисковала.

Следующим был наш черед. Утром мы ответили на первую серию вопросов, после чего полиция спустилась на плато, где на утесе, подобно почерневшему зубу, высились руины дворца, все еще окутанные слабым дымком. С высоты, где мы сидели, была видна поблескивающая поверхность озера - спокойная и похожая на ограненный драгоценный камень в нетронутой огнем зеленой оправе. И плато, и обуглившийся дворец были наводнены белеющими точками людей - словно труп животного, кишащий личинками. Скорее всего это были действующие тайком от полиции мародеры, вознамерившиеся поживиться уцелевшим после пожара имуществом.

Я чуть повела плечами и наконец прервала молчание:

– Интересно, обрадовалась бы она нашему приезду?

– Насколько я помню старушку, - решительным тоном проговорил Чарльз, она бы пришла в восторг, узнав, что подняла на дыбы весь дворец, и рассмеялась, издав леденящий душу вопль, при виде того, как мы вместе с мышами и крысами плюхаемся в озеро. Что ж, по крайней мере эти гончие поставили красивый росчерк пера в конце бабулиной легенды. Грандиозный погребальный костер. Теперь в Ливане ее никогда не забудут.

– Похоже на то, что большинство местных жителей сохранят на память о ней по паре сувениров, - сухо заметила я.
– А твои "гончие Габриэля", Чарльз? Если склад не сгорел, то они все еще должны быть там.

– Ну, такую встряску они едва ли перенесли.
– Он кивнул на простирающуюся под нами панораму.
– В любом случае, будь я проклят, если пойду туда и начну состязаться с этими шакалами. Когда-нибудь найду другую такую же пару и куплю ее в память о старухе. Да Бог с ними...

Появилась ватага ребятишек, слишком юных, чтобы сидеть за партой или принимать участие в разграблении дворца, которые сначала гоняли жестяную банку, а потом остановились, чтобы поиграть в пыли под кладбищенской стеной. Неслышно подкрались два или три тощих пса, которые принялись вынюхивать объедки. Трехлетний мальчуган кинул в самую маленькую из собак камень, та машинально дернулась в сторону и скрылась за ржавой бочкой из-под бензина. Мимо промчался грязный белый петух, явно нацелившийся на щипаную коричневую курицу.