Гончие преисподней
Шрифт:
Сарнмир взял в правую руку шпагу, которую сам достал из стеклянного шкафа-витрины, – единственное приготовление к ритуалу, которое он совершил самолично.
– Ожерелье, – кратко произнес он.
Гонролд уже держал наготове изящный футляр, где на черном бархате лежала драгоценность, и протянул его банкиру. Тот церемонно поклонился, чего никогда не делал в обыденной жизни, и эта неожиданная манерность изрядно повеселила гостя, чего он, впрочем, не показал.
Сарнмир положил ожерелье на алтарь, Пелатар раскрыл фолиант, и Гонролд увидел изображение круга, разделенного на четыре равные части.
– Все возвещает о высшей причине мира, – произнес магистр ордена Коратоллы.
– Число служит доказательством любого единства, – отвечал его помощник.
– Ничто не может ограничить того, кто все содержит.
– Единый – выше всего, он повсюду.
– Поэтому у нас один алтарь и один закон. Вначале ничего не происходило, но вдруг Гонролд с удивлением и каким-то юношеским восторгом увидел, что статуя начала светиться. Сарнмир и Пелатар продолжали произносить слова ритуала, и свет, охватывающий Боягорда, становился все сильнее.
– Конечна только смерть, жизнь же бессмертна, – провозгласил Сарнмир, и в тот же момент каменный истукан треснул, глубокая трещина пробежала по его темной поверхности.
Тяжелая голова отвалилась, и в зареве ослепительного света перед ними воссиял лик, показавшийся им прекрасным. Яркие всполохи волнами набегали на его черты, не позволяя глазу рассмотреть их, словно защищая небесное существо от грубого человеческого касания.
«Ангел», – пронеслось в голове Гонролда.
Сарнмир дышал все быстрее, словно невидимые крылья с каждым взмахом несли его ввысь, и немолодое уже сердце не выдерживало стремительного полета.
Впервые за пятьдесят с лишним лет он смог приблизиться к мистике – миру, который все это время высокомерно презирал его.
Лицо Пелатара покраснело, на лбу появились крошечные бисеринки пота. Он крепко сжимал книгу в коротких пальцах, стараясь как можно четче выговаривать слова заклятия.
– И вечный никогда не изменит нашей основы, – воскликнул магистр.
Лицо Пелатара исказилось трещиной страха. Гонролд понял, что Сарнмир ошибся, перепутав фразу. Не зная, чем это грозит, он поднялся на моги, рука привычно вынула из кобуры пистолет.
Магистра трясло, его рот исказился, словно рисунок, смазанный небрежной ладонью, когда краски еще не подсохли. Он продолжал говорить быстро, надеясь, что тем самым сведет на нет допущенную ошибку.
Пелатар вторил ему, слова наползали друг на друга, наскакивали, сплетаясь, и Гонролд уже не мог разобрать их.
– Над херувимами парит его слава, – вскричал Сарнмир.
Пелатар затворил книгу, и кончик шпаги в руках магистра коснулся мраморного алтаря.
Ангельский лик вспыхнул, заставив людей вскрикнуть от боли в глазах, и свет волнами сошел с него, оставив лишь тьму. Черты, казавшиеся человеческими, расправились, и перед ними предстало мерзкое, уродливое существо – свернувшееся в клубок, в ярком сиянии оно показалось прекрасным лицом девы.
Теперь чудовище распрямилось, и в холодной панике Гонролд увидел длинное тело, изгибающееся, как у змеи, членистое, как хвост скорпиона. Над ним возвышалась вытянутая острая голова с безжалостными глазами, хвост заканчивался раздвоенным шипом, с которого стекал яд.
Две
Издав долгий свистяший звук, существо устремилось к людям. Те, кто потратил столько сил, чтобы его вызвать, теперь в смертельном ужасе бросились прочь.
Пелатар ринулся к двери, ударился об нее всем телом, забыв, что она заперта, и продолжал отчаянно биться о дубовые створки, не понимая, что у него не достанет сил вышибить их.
Гонролд вскинул пистолет, дважды выстрелил в летающую тварь, но та, казалось, даже не ощутила боли.
Сарнмир тоже бежал к двери, но замешкался перед мраморным алтарем, споткнувшись о зеркало. Тварь настигла его, обхватила крыльями, и длинные когти глубоко вонзились в тело магистра.
– Выпустите! Ну кто-нибудь! – кричал Пелатар. Гонролд оттолкнул его, дважды выстрелил в замок, и они вывалились наружу, сбивая друг друга с ног. На мгновение Гонролд замер, обернувшись к банкиру. Тела, Сарнмира не было видно, огромные черные крылья обволокли его, словно кокон, и острый клюв твари раз за разом опускался на голову беззащитной жертвы.
Пелатар уже кубарем катился по лестнице, Гонролд поднял пистолет, намереваясь выстрелить в тварь, потом передумал и тоже ринулся к выходу.
Маргарита все так же стояла внизу, в широко раскрытых дверях. Гонролд кинулся было к ней, чтобы увести, но странное, пугающее выражение на ее лице остановило его.
Он замер, и его пронзил странный, необъяснимый ужас – куда больший, чем несколько мгновений назад, когда он увидел крылатую тварь, вылетевшую из каменной статуи.
Пелатар уже давно выбежал из особняка, Гонролд последовал за ним. Телохранители бежали по лестнице вверх – они не могли слышать выстрелов сквозь толстые стены, но вид перепуганного Пелатара заставил их броситься на помощь хозяину.
Гонролд добежал до автомобиля, протиснулся в раскрытую перед ним двецу и приказал ехать. Он смотрел назад, на исчезающий в ночной темноте дом, и ему казалось, что часть этой жуткой твари навсегда осталась в его душе.
ГЛАВА 13
Мне надо было узнать, кто из них обманывает меня – Маргарита или Алеганд. Руна телепортации перенесла нас с Френки к воротам кладбища Маегарда, в центре Миланда.
Пройдя несколько аллей и спустившись по узкой лестнице, мы оказались там, куда редко забредают туристы и откуда, если уж им не повезет оказаться здесь, они больше никогда не возвращаются.
Внизу темнела тяжелая дверь, такая большая, что казалась каменной. С нее взирал ангел, распростерший крылья над толпою людей.
Согласно Библии, его перья белы, как снег, но художник не мог выбирать цвета, потому посланник Господа был таким же черным, как и те, к кому он обращался.
Слов на барельефе не было, но я знал эту сцену из Апокалипсиса. В ней небесный глашатай предрекал горе и смерть всем живущим на земле.
Достойный конец Священного Писания.
Я поднял руку и дотронулся до замка перстнем, который носил на указательном пальце. Печать в форме пентаграммы вспыхнула, словно клеймо, и дверь медленно растворилась, не издав ни звука.