Гончие преисподней
Шрифт:
Но сейчас они не думали о развлечениях; лица солдат были насторожены, и при нашем приближении все четверо схватились за оружие.
– Как чувствует себя заключенный? – спросил я. Узнав нас, стражники немного успокоились.
– Молчит, – ответил капитан караула. – Сжался в своем углу и вздрагивает. Знает, что такое четвертование…
– Если бы претор Пиктон не спрятал парня в остроге, – произнес другой солдат, – толпа могла его растерзать. Все только и хотят, что прикончить бармутского насильника…
– Сейчас они осадили магистрат, – сказал
– Смотрите, чтобы он не покончил с собой, – сказал я.
Город расстилался под нами, словно огромная паутина, сверкающая под ночным небом капельками росы. Я подошел к склону, возле которого находился острог, и посмотрел вниз.
– Светящиеся пилоны, – произнес я. – Как красиво, не так ли, капитан?
– Да, – согласился стражник. – Это городские ручьи. Там мало кто бывает, но издали ими так приятно любоваться.
– Воистину, – согласился я.
Последний фрагмент головоломки лег туда, где должен был лежать с самого начала. Теперь я знал, кто является бармутским насильником.
Я дотронулся до деревянной калитки, и она повернулась на петлях – бесшумно, плавно, словно не двери раскрылись передо мной, а часть мрака провалилась под моими прикосновениями, растворяя передо мной путь в иную реальность.
Дом, к которому мы подошли, был таким же, как и сотни других домов Бармута, красивым своей строгой, неброской красотой, уверенным в своей каменной прочности. Каменный забор отделял его от мощеной улицы.
Однако человек, который жил в этом доме, был совершенно другим, нежели все, кто его окружал.
Его звали доктор Бакула.
Я остановился перед окном. Оно не было широким, но яркий свет, наполнявший комнату, позволял рассмотреть все, что происходило внутри, до малейших деталей.
Помещение было таким же, как и сам доктор, – просторным, легким и очень уютным. Здесь не стояла тяжелая старинная мебель, как в других домах Бармута. Шкафы из мореного дерева с резными украшениями, огромными зеркалами и стеклянными полками – всего этого не было; ни толстых ковров, ни глиняных безделушек, ни предметов, развешенных на стенах.
Комната доктора Бакулы была создана не для того, чтобы хранить в ней старинные вещи, вещи, оставшиеся от родителей и переданные им дедами, веши, в которых воплотилась история семьи и без которых самой семьи не существует.
Дом Бакулы предназначался для жизни – здесь и сейчас, простой и открытой. Жизни, обращенной к людям вокруг, а не к своему прошлому.
Доктор читал медицинский журнал. Тоби лежал рядом и старательно мусолил деревяшку.
– Простите, что побеспокоил так поздно, – произнёс я. – Я провел несколько часов в городских архивах, но так и не нашел ответа на свой вопрос. Может, вы сможете помочь мне. Есть ли в окрестностях Бармута астрологическая башня?
– Бьонины не верили в звездочетье, – ответил он, откладывая журнал. – Но несколько веков назад тролли действительно построили шпиль на северной дороге. Надо свернуть на второй развилке,
– Спасибо, доктор, – ответил я. – Вы очень нам помогли.
Перед тем как шагнуть к двери, Франсуаз задержалась.
– Вы женитесь на Карлите Санчес? – спросила она.
– Что? – сказал доктор.
В его голосе прозвучало непонимание.
– Значит, не женитесь, – произнесла моя партнерша.
Улицы Бармута отражались в темной синеве неба.
ГЛАВА 17
Считается, что тролли придумали звездочетье. Некоторые авторы даже уверяют, будто именно в их честь астрология и получила свое название, только вторая буква «л» исчезла со временем.
Относятся к ним по-разному.
Одни уверены, что тролли обманывают людей, плетя паутину лжи о тригонах и секстилях Юпитера. Другие искренне верят, будто небесные планеты только и заняты тем, что водят их по извилистому лабиринту жизни, а Солнце и Луна служат сигнальными костерками, подсказывая, когда лучше переставить предметы в юрте, а когда покупать ишаков.
Есть и такие, кто полагает: глубокая, не знающая сомнений убежденность троллей и заставляет сбываться их предсказания, а созданные ими гороскопы – своего рода заклятия, которые воплощаются в жизнь лишь у тех, кто их прочтет и кто им поверит.
Волхв Боягорд соскочил с коня.
Астрологическая башня темнела перед ним зловещим силуэтом. Казалось, она не поднимается к небу, а нисходит с него вместе со светом далеких звезд.
Волшебник взмахнул рукой, отзывая магическую лошадь. Скакун не исчез, не растворился, но на какое-то время замер, переливаясь неясными сгустками астрала. Магу пришлось повторить приказ, чтобы конь пропал полностью.
«Я утратил навыки, – подумал Боягорд. – Надо собраться».
Он неторопливо подошел к подножию башни. Семь лестниц устремлялись вверх, увитые стеблями каменных перил. Только одна могла привести к цели. Остальные шесть упирались в глухую стену, а когда незваный гость спускался, лестницы менялись местами, и никто не смог бы найти среди них нужную, просто перебрав все.
Волхв Боягорд видел мир еще в ту эпоху, когда тролли только начинали осваивать звездочетье.
Он поднялся по ступеням, даже не задумываясь о том, как отличить настоящий подъем от ложных, – и вскоре оказался в широкой башне, открытой шести ветрам мироздания и намертво запертой для седьмого.
Древние механизмы встретили его – ржавые, запыленные. «Да и я сам такой же, весь источенный временем», – с горькой усмешкой подумал волхв.
Вынув из кармана плод гиатана, он подошел к главной астролябии и, слегка сжав пальцы, вьщавил несколько капель вязкого сока. Золотая влага сверкнула в свете небесных звезд и начала медленно впитываться в металл.
Боягорд обходил башню, роняя то одну, то несколько янтарных слез. Они не просто играли роль смазки, но дарили новую силу изобретениям троллей, наполняя их живым дыханием волшебства.