Гончие псы Гавриила
Шрифт:
– Но вы совсем недавно утверждали, что это не воспринимают серьезно на востоке. Во всяком случае вы говорили, что никто не считает неправильным курение гашиша.
– Когда правительство что-то воспринимает серьезно, это значит, что проблема не моральная, а экономическая. В Египте, например, проблема состоит в том, что наркоман – не работник. Правительство очень озабочено нелегальным ввозом наркотиков из Ливана, делает заявление в Национальной ассамблее, а, к несчастью, сейчас нам приходится обращать очень много внимания на слова и желания Египта. Понимаете? А для таможенников это тоже трудно. Видите тот автобус?
Он, к счастью,
– Им придется все обыскать, – объяснил Хамид,
– Ради нескольких пакетиков с порошком? Неужели в самом деле?
Он засмеялся.
– Да. Иногда больше, чем несколько пакетиков. И есть сотни способов, которыми можно перевозить гашиш. Только на прошлой неделе остановили человека, который себя называл сапожником. У него был чемодан, полный резиновых подметок для ботинок. Но это был гашиш, очень хорошо перемолотый и отформованный в эти изделия. Иногда наркотик выглядит, как жевательная резинка, джем или овечий кал.
– Могу только сказать, что человек, пересекающий границу с полным чемоданом овечьего кала, должен быть изолирован в любом случае.
– Вы совершенно правы, – сказал Хамид мрачно. – Хотите, пойду и объясню про групповой паспорт? Подождете здесь?
– Пойду с вами, если не возражаете, и пообщаюсь с ними сама. Там кто-нибудь изъясняется по-английски?
– Сомневаюсь, но я переведу.
Комната внутри домика была маленькой, раскаленной и битком забитой мощными оливковыми мужчинами. Все говорили одновременно. Когда я вошла вместе с Хамидом, разговор прервался, и человек в форме за стойкой – мощный и оливковый – поднял глаза. Я объясняла, Хамид переводил, таможенник слушал по мере возможности, машины скапливались снаружи, их водители пропихивались к стойке со своими бумагами, пачки документов коробились от жары. Запах пота, чернил и турецкого табака можно было почти разглядеть в воздухе. Но толку никакого. Таможенник был вежлив, но тверд. Понимающе кивал, пока я объясняла, даже сочувствовал, но дальше мне пробиться не удалось. Потому что дело было ясным. Если нет въездной визы, как он мог поставить выездную? Это невозможно, как ему ни жаль, существуют определенные правила, закон есть закон. Ясно, что он не вредничал, даже наоборот был очень терпелив в реакции на очевидную глупость. И в конце концов я сдалась, поблагодарила его и пробилась к выходу.
После переполненной пропотевшей комнаты уличная жара показалась почти свежестью. Я подошла к машине, вяло размышляя, что делать дальше. Возвращаться, конечно, это очевидно. Все, что оставалось, это как-то прожить день и попросить Хамида куда-нибудь меня отвезти. В Баальбек, например. Я там уже была с группой, но много было суеты. Может быть, если медленно проехать по долине, погулять по Баальбеку, потом вернуться в Бейрут через горы… Можно позвонить Бену, когда вернусь, спешить некуда, и рассказать ему, что случилось. Очень грустно, даже бесит, но вообще-то не важно. Но если честно, то важно.
Я встретила глаза Хамида и неожиданно и грубо
– Знаю, что скорее всего увижу его завтра, но хочу увидеть сегодня, и чем скорее, тем лучше. Не спрашивайте почему, не могу сказать, во всяком случае объяснить, но… – Я подняла плечи и развела руки – очень не английский жест, но понятный любому арабу.
Хамид быстро среагировал:
– Думаете, он попал в беду?
– Нет, нет, ничего подобного. Как бы ему это удалось? Говорю, не способна объяснить. Ну ладно, раз не можем переехать, значит не можем, и нечего тут стоять и разговаривать. Остается только вернуться обратно. Позвоню в Дамаск, как только приеду в гостиницу. Спасибо, что вы так терпеливы, Хамид, я вам доставляю массу хлопот. Господи, подождите минуту, забыла… Вы ведь организовали пассажира обратно в Бейрут из Дамаска. Что случится, если вы не появитесь вовремя, чтобы его подобрать?
– Совершенно неважно. Я все равно не собирался возвращаться прямо сегодня. Позвоню, и кто-нибудь другой это сделает. – Он открыл передо мной дверь машины. – Не думайте об этом, сегодняшний день принадлежит вам. Куда еще вас отвезти? Видели Баальбек?
Я задумалась.
– Наверное, уже очень поздно сейчас ехать в Хомс?
– Да нет, но там тоже граница.
– Черт возьми, надо полагать. Нормально мы застряли, у черта в зубах, да? Ну, если вы уверены, что с вашей договоренностью в Дамаске все в порядке, неплохо опять увидеть Баальбек совершенно самостоятельно и делать, что хочется. – Но когда я залезала в автомобиль, мне в голову ударила очередная мысль, и я остановилась. – На самом деле, знаете ли надо возвратиться в Бейрут. Я просто подумала, а что случится, если я соберусь вернуться в Лондон? Придется получать новую визу или идти к консулу и наводить справки про эту дурацкую въездную визу, или что? Если могут быть трудности, они займут время. Лучше поехать сразу.
– Возможно вы правы, но не думаю, что этим будет заниматься ваш консул, думаю, придется идти к Chef de Surete в Бейруте и получать новую визу. Если подождете секундочку, я вернусь на таможню и спрошу, что делать. Кто знает, может, это все и недолго. Может, мы даже сможем вернуться и до ночи проехать в Дамаск.
Никак не могла ожидать, какой прилив удовольствия и облегчения вызовет это предположение. Я улыбнулась.
– Да, это будет великолепно, и у вас тоже ничего не нарушится. Миллион раз спасибо, Хамид, вы очень хороший!
– За такую улыбку готов стать даже очень плохим. Кузену повезло. – И он исчез в доме.
Машина раскалилась, как печь, поэтому я ждала на дороге. Автобус, на котором висела табличка «Баальбек», разгрузили. Грязный багаж лежал в пыли и изучался потными угрюмыми мужчинами. Люди болтались вокруг, глазели, курили, плевались. Пара юнцов подошла поближе и уставилась на меня.
Я посмотрела не здание. Через открытую дверь я видела толпу вокруг стойки. Хамид, видимо, задержится. Я взобралась на обочину повыше.
На этот раз я выбралась из пыли и паров бензина, но не теряла из виду машину и держалась прямо над ней. Воздух там оказался прохладнее, пах цветами и травой. Там росло не так уж много цветов, но было достаточно зелено. Трава шевелилась от ветерка. Мелкие белые цветы издалека напоминали иней. Приятнее всего было увидеть мальвы, такие же, как в любом английском саду, – красные, желтые и белые – но только в Ливане. А в четверти мили отсюда точно такие же мальвы на таких же скалах росли в Сирии.