Гонцы весны

Вернер Эльза

— Собственно, это — исключительно твое дело; ты ведь герой сегодняшнего дня.

— Да, герой вдвойне, — улыбнулся Эдмунд, — как признанный владелец майората и как жених. Впрочем, я должен сделать тебе выговор. Ты забыл попросить у Гедвиги хоть один танец, а между тем мог предвидеть, что ее станут осаждать со всех сторон. К счастью, я вступился за тебя и ангажировал на единственный вальс, который у нее еще остался. Надеюсь, ты достойно оценишь мое самопожертвование!

К сожалению, это было, по-видимому, не так; по крайней мере, Освальд ответил удивительно холодно:

—

Ты очень любезен. Собственно, у меня было намерение не танцевать сегодня совсем.

— Нет, это черт знает что! — возмутился молодой граф. — Почему же? Раньше же ты танцевал.

— Потому что раньше тетушка не позволяла мне отказываться, но мне это всегда было в тягость. Ты ведь знаешь, что я не люблю танцевать.

— Все равно, вальс ты должен будешь танцевать во что бы то ни стало, так как я настойчиво требовал его для тебя.

— Если фрейлейн Рюстов согласна.

— Фрейлейн Рюстов! Совершенно тот же тон, которым Гедвига сказала мне: «Если господину фон Эттерсбергу угодно»! Сколько раз я просил вас бросить эту официальность и дать волю более родственным чувствам, но вы с каждой встречей все больше и больше чуждаетесь друг друга.

— Мне кажется, я ни разу не нарушил должного уважения к твоей невесте.

— Ах, нет, конечно, нет! Наоборот, вы так, невероятно вежливы друг с другом, что у посторонних мороз по коже продирает. Я не понимаю тебя, Освальд; как раз по отношению к Гедвиге ты так сдержан, что, действительно, не смеешь жаловаться, если она иной раз бывает недостаточно внимательна к тебе.

Освальд отнесся к этому упреку очень равнодушно.

— Оставь это, Эдмунд, — рассеянно ответил он, теребя цветущий куст, — и поверь, что своей сдержанностью я иду навстречу желаниям твоей невесты! Так как ты выпросил вальс от моего имени, то я, конечно, буду его танцевать, вообще же ты должен освободить меня от участия в бале; у меня, действительно, было намерение не танцевать сегодня.

— Ну, как хочешь! Если ты непременно желаешь лишить наших дам танцора, заставить я тебя не могу, а сердиться не хочу. Это было бы неблагодарно сегодня, когда исполняется каждое мое желание. Видишь, мы с Гедвигой были совершенно правы, когда не смотрели трагически на препятствия нашей любви. Правда, геройский поступок ее отца привел дело к развязке значительно скорее, чем мы могли рассчитывать. Враждебные дома примирились, и наш роман кончается веселой свадьбой. Я ведь знал это!

Беззаботный и победный задор, ярко выражавшийся во всем существе молодого графа, представлял собой полную противоположность мрачной серьезности Освальда.

— Ты — дитя счастья, — медленно промолвил он. — Судьба подарила тебе все.

— Все? — лукаво повторил Эдмунд. — Нет, ты ошибаешься. Например, безграничное восхищение моего тестя выпало на твою долю. Он прямо-таки считает тебя гением в сельском хозяйстве, бредит твоими практическими идеями и, конечно, сожалеет от всей души, что не ты стал его зятем.

Как ни беспечно была брошена эта шутка, на Освальда она произвела очень тяжелое впечатление. Он нахмурился и ответил раздраженным тоном:

— Сколько раз я просил тебя избавить меня от подобных поддразниваний!

Неужели ты не можешь отказаться от этого?

Эдмунд громко расхохотался.

— Успокойся, пожалуйста! Против такой замены я стал бы протестовать изо всех сил, и едва ли Гедвига согласилась бы на это. Вообще я не намереваюсь раскрывать тебе свои права. Ну, а теперь пойдем, нам самое время возвратиться к обществу.

У Освальда не оставалось больше повода держаться в стороне, и молодые люди вместе вернулись в зал. Здесь отсутствие графа было замечено. Глаза графини искали сына с некоторым нетерпением, так как она хотела приказать начать танцы; но на лицо Гедвиги, стоявшей рядом с ней, набежало облачко, когда двоюродные братья вошли вместе. Девушка находила совершенно излишним, что Эдмунд отправился лично разыскивать своего необщительного брата, и совершенно непростительным, что ради этого он бросил ее одну. Не любила она этого нового родственника с его холодной сдержанностью, ни разу не снизошедшего до выражения восхищения ее красотой. Поэтому она почти не скрывала, что ее согласие на вальс было вынужденным.

Освальд волей-неволей должен был поблагодарить за это, но, казалось, он вообще был очень мало тронут оказанной ему милостью.

Тем временем бал действительно начался и вскоре увлек юную часть общества. Только Освальд был исключением. Он оставался верен своему слову и, к великому недовольству графини, не танцевал. Тем оживленнее наслаждались танцами Эдмунд и Гедвига. оба страстно любившие их. Трудно было найти более прекрасную пару, чем молодой граф и его невеста; они носились по залу, сияя молодостью, красотой и радостью, окруженные блеском богатства и счастья, удивительно щедро осыпавшего их своими дарами. Ни единая тень не омрачала безоблачного горизонта их будущего.

Протанцевали три или четыре танца; наступила очередь вальса, который Эдмунд выпросил у своей невесты для Освальда, и он, подойдя, к ней, с обычной холодной вежливостью предложил ей руку.

— Вы сегодня еще совсем не танцевали, господин фон Эттерсберг, — с легкой насмешкой заметила Гедвига. — Кажется, только мне в виде исключения выпала эта честь. Правда ли, как утверждает одна дама, что вы вообще презираете танцы? О, тогда я искренне сожалею, что ради меня вы принесете такую жертву. Вероятно, здесь было настойчивое желание Эдмунда, который хотел, чтобы этим вальсом вы отдали долг этикету?

Стрела пролетела мимо; Освальд остался совершенно спокоен, но не уклонился от ответа на предательский вопрос и многозначительно возразил:

— Я не знал, что мог без всяких рассуждений принять обещание Эдмунда и что сперва надо было заручиться вашим согласием.

Гедвига закусила губку. Ее предположение не подтвердилось, но этот невежливый родственник даже не сделал попытки отрицать, что здесь речь шла о некотором насилии со стороны жениха, а спокойно предоставил ей самой сделать вывод. Казалось, Эдмунду предстояло поплатиться за это, так как на лице Гедвиги появилось то выражение упрямства, с которым он уже давно успел познакомиться. Однако взять назад раз данное обещание было нельзя, тем более что вальс уже начался.