Гонцы весны
Шрифт:
Госпожа Рюстов умерла, не помирившись с отцом, а с ее смертью вообще исчезла всякая возможность к примирению. Следствием этого явилось упомянутое ныне завещание, в котором не говорилось ни о внучке, ни о ее матери, и по которому Дорнау переходило к старшему в роде, владельцу майората. Это завещание было обжаловано Рюстовым, протестовавшим против отрицания своего брака и желавшим добиться признания своей дочери полноправной внучкой и законной наследницей деда. Совершенно безнадежным процесс назвать было нельзя, так как покойный упустил
Господский дом в Бруннеке не был ни так обширен, ни так великолепен, как графский замок в Эттерсберге, но старое и вместительное здание все-таки производило весьма внушительное впечатление. Во внутреннем убранстве не было никакой роскоши, Мо оно вполне соответствовало положению и состоянию владельца. В большой комнате, выходившей на балкон, где обычно собиралась вся семья, сегодня сидела пожилая дама и просматривала хозяйственные счета. Это была старая родственница хозяина, уже восемь лет (со дня смерти жены Рюстова) исполнявшая обязанности Хозяйки и заменяющая его дочери мать.
Склонившись над столом, она внимательно изучала счета, делая на них различные пометки, как вдруг стремительно открылась дверь, и в комнату поспешно вошел сам советник.
— Черт бы побрал всякие процессы, акты и суды вместе с господами адвокатами! — воскликнул он, с такой силой хлопая дверью, что его родственница вздрогнула.
— Но, Эрих, как вы можете так пугать меня! С тех пор, как начался этот несчастный процесс, с вами нет никакого сладу. Неужели вы не можете потерпеть до конца?
— Потерпеть? — с едкой усмешкой повторил Рюстов. — Хотел бы я видеть того, кто здесь не потеряет терпения! Эти вечные отсрочки, вечные протесты и апелляции. Над каждой буквой завещания они ломают голову, рассуждают, доказывают, и при всем том дело стоит на той же точке, что и полгода назад!
С этими словами он плюхнулся в кресло.
Эрих Рюстов был еще полон сил и здоровья, и по его теперешнему виду можно было судить, как он был красив в молодости. Правда, теперь его лоб и лицо были изборождены морщинами и носили на себе следы забот и треволнений трудовой жизни.
— Где Гедвига? — спросил он после небольшой паузы.
— Час тому назад уехала верхом, — ответила старушка, снова принимаясь за работу.
— Верхом? Да ведь я же запретил сегодня кататься. При внезапно наступившей оттепели дороги не безопасны, а в горах еще лежит глубокий снег.
— Совершенно верно, но ведь вам известно, что Гедвига всегда делает все наоборот.
— Да, это удивительно;
— Это вы воспитали девочку совершенно независимой. Сколько раз я просила вас хоть на два, на три года отдать Гедвигу в какой-нибудь институт, но ведь вас никак нельзя было уговорить разлучиться с ней.
— Потому что я не желал, чтобы она стала чужой мне и своей родине. Я достаточно держал для нее здесь, в Бруннеке, всяких учителей и воспитательниц, и она превосходно всему научилась.
— О, да, конечно, во всяком случае она великолепно умеет тиранить вас и весь Бруннек.
— Ах, да не причитайте вы постоянно, Лина! — сердито проговорил Рюстов. — Вы всегда находите в Гедвиге что-нибудь дурное. То она для вас слишком легкомысленна, то недалекая, то недостаточно чувствительна. Для меня она хороша! Я хочу иметь свежего, жизнерадостного, здорового ребенка, а не чувствительную даму «с настроениями» и «нервами».
Говоря это, он многозначительно посмотрел на Лину, но она ответила ему в том же тоне:
— Ну, я думаю, что в Бруннеке можно от них отвыкнуть, вы сами об этом очень заботитесь.
— Да, за эти восемь лет ваши нервы полностью успокоились, — с нескрываемым удовольствием промолвил Рюстов. — Но чувствительность у вас еще осталась. Как вы расчувствовались третьего дня, когда Гедвига по всем правилам отказала вашему протеже, барону Зандену!
Лицо старушки побагровело от гнева.
— Ну, зато тем бесчувственнее была Гедвига. Она высмеяла предложение, которое всякая другая девушка хотя бы выслушала серьезно. Бедный Занден! Он был в полном отчаянии.
— Он утешится, — решил Рюстов. — Во-первых, я думаю, что как его страсть, так и его отчаянье относились больше к моему Бруннеку, чем к моей дочери. Ее приданое как раз подошло бы ему, чтобы спасти его обремененное долгами имение. Во-вторых, он сам виноват, что получил отказ; мужчина должен знать, на что может рассчитывать, прежде чем идти на решительное объяснение. А, в третьих, я вообще не дал бы своего согласия на этот брак, потому что не хочу, чтобы Гедвига вышла за аристократа. Я уже достаточно испытал на своей собственной женитьбе. Из всего знатного общества, терзающего вас своими посещениями, никто, говорю я вам, никто не получит моей дочери. Я сам выберу ей мужа, когда подойдет время.
— И вы думаете, что Гедвига станет ждать? — насмешливо спросила старушка. — До сих пор все женихи были ей безразличны, но как только он почувствует влечение, так и не подумает спрашивать, принадлежит ее суженый к аристократии или нет; она поступит наперекор убеждениям своего отца, а вы, Эрих, как и всегда, подчинитесь воле своей любимицы.
— Лина, не сердите меня! — воскликнул Рюстов. — Вы, кажется, думаете, что я ни в чем не могу противоречить моей дочери?