Гонец
Шрифт:
Игорь в ответ сообщил, что они, пришельцы, как тараканы – сами по себе заводятся и везде имеются; рассказал про соседа Валеру и про сонные лучи, которыми его с тарелки облучают. И о тарелке тоже рассказал – о той, что над своим домом видел.
– Вот видишь, – возмутился Агап. – Заразы они все, те инопланетяне! Потому как хороший инопланетянин трудового человека обижать лучами не станет, а вовсе стакан нальёт и в контакт вступит… И вообще от тех чужаков того и жди, что запросто нам конец света устроят! С них станется.
– Это каким же образом? – подзадорил бородача Игорь. – Из бластеров всех постреляют, что ли? Так давно могли бы, дурное дело не хитрое.
– Нет уж, – авторитетно заявил Агап. – За бластеры
– И как же? – Игорю стало интересно. – Бактериями Землю засыпят? Ядами воду отравят? Озоновых дыр в небе понаделают? Ну-ка, давай поподробнее!
– Пфе! – отмахнулся Агап. – Бактерии да яды мы и сами варить умеем в неограниченном количестве, чем и пользуемся. Вовсе не в ядах дело, и не в небесных дырках… Ну, представь: эти гады нас долго-долго изучают и наконец-таки находят способ очистить нужную им Землю от вредных человеков, без шума и пыли. Причём сами человеки себя же и уничтожат! Типа заявляются к нам инопланетяне сразу по всем телевизорам и, само собой, по всем странам… заявляются и радостно говорят: «Здрасьте, существа доброй воли! А мы к вам с миссией вселенской правды – вот, хотим рассказать, какие вы, блин, избранные!» И начинают плести про то, что, дескать, земляне есть единственная космическая национальность, жители которой, померев, на самом деле не помирают, а становится супер-пупер-могущественными… э-э… привидениями галактического масштаба, во! Которые всё о себе помнят, которые всё могут и которых страсть как боятся и уважают во всём космосе. Потому-то, типа, Земля в изоляции, чтобы никто землянам об их избранности не проболтался, ни-ни! А эти – сподвижники и демократы – решили, значит, правду-матку в глаза резануть! Мол, великий народ должен знать, а то чего ж он непросвещенным живёт, смерти боится… Дальше всякие трали-вали, чтобы обосновать свой поступок: де, началась космическая война, и они, посланцы светлых сил, проигрывают и ищут помощи и поддержки у великих землян… или чего подобное наплести можно, какая разница!
Главное – убедить людей в том, что они после смерти становятся живее всех живых! И самоубийство тому не помеха: нет, понимаешь, ни ада, ни рая, а одна вселенская благодать для каждого! Да ещё примеров привести кучу… при их инопланетной технической развитости оно не сложно, было бы желание. Хоп – и дело готово! Проникся народ и пошёл вешаться. Или травиться, или топиться, или харакириться – кто как, дело вкуса. Все религии, конечно, на дыбы и в крик, да толку-то… И обязательно каждый день те соблазнительные байки крутить! Обязательно! Заодно интервью со свежими призраками устраивать, репортажи с мест битвы тёмных и светлых сил транслировать, то да сё…
Короче, за полгода все земляне сами себя и поубивают. Во имя помощи светлым силам, так сказать. Или из личной корысти – хорошо быть всемогущим! А кто сам по себе не убился, тем помогут… обязательно помогут! Дураков, поди, на свете много: враз добровольческие бригады организуют, для помощи колеблющимся. А после той помощи и сами в галактические призраки двинут… Ну а с последними живыми инопланетяне самостоятельно управятся, если, конечно, кто в живых останется, – Агап со злостью погрозил звёздному небу кулаком:
– От меня не дождётесь! Дырка вам от бублика, а не Агап, – и, сплюнув себе под ноги, крепко припечатал тот плевок каблуком. Словно инопланетянину голову раздавил.
– Да ты, Агап, настоящий философ, – восхитился Игорь. – Нет, зря ты в бомжи определился: надо было тебе в члены правительства идти, в комиссию по контактам! Главным идеологом, несомненно.
– Жизнь меня в бомжи определила, – нехотя буркнул Агап, – сам я, что ли… А в комиссию меня всё равно не взяли бы, там психов и без того хватает! Всяких добролюбов и приглашателей, которые то зазывные письма ракетами
– Интересная у тебя идея, – невольно улыбнувшись, сказал Игорь. – Не насчёт психов, а насчёт инопланетян. Очень надеюсь, что она так идеей и останется… Не превратится в реальность.
– Индюк тоже надеялся, – успокаиваясь, подытожил Агап. – А его в конце концов никто не спросил, когда время пришло… О, глянь-ка, уже солнце встаёт! – Пока они шли и беседовали о тяжкой доле обманутых землян, небо заметно посветлело; впереди, над макушками деревьев, разгорелась бледная заря. В парке-лесу защебетали ранние пташки: повеял свежий предутренний ветерок, зашелестел ветками деревьев – наступало утро.
– По коням! – воскликнул Игорь, садясь на велосипед. – Едем до конца парка, а там останавливаемся и завтракаем. Идёт?
– Идёт, – кивнул Агап. – Хотя, думаю, всё же лучше сначала позавтракать, а то у меня в кишках чересчур грустно… Эй! Эй!!! – но Игорь был уже далеко и разумного предложения не услышал: пришлось Агапу догонять Игоря, невзирая на свою кишечную меланхолию.
Лесопарк закончился, когда они уже притомились ехать, особенно Агап; солнце поднялось довольно высоко, набрало силу и взялось не на шутку припекать велосипедистов. Агап, устав давить на педали, начал постепенно отставать от Игоря – наконец, не выдержав, он сердито заорал в спину лидера гонки:
– Есть хочу, пить хочу! Ежели ты сейчас не остановишься, то я объявляю забастовку и увольняюсь из похода к едрене фене! – не успел он этого прокричать, как лес стал редеть: через минуту впереди расстилалась холмистая, поросшая травой и мелкими кустами местность; дорога, вильнув змеиным следом, исчезла за ближайший холмом.
Игорь остановился возле последних деревьев, слез с велосипеда и, подождав Агапа, с нарочитой укоризной сказал ему:
– Надо было тебе давно это крикнуть. Глядишь, из лесу гораздо раньше выехали бы, – и полез в рюкзачок за продуктами.
Агап шутку не оценил: он запыхался, устал, проголодался и к юмору сейчас расположен вовсе не был – уронив велосипед в придорожную траву, бородач со стоном упал рядом, в тенёчек.
– Гады они, – помолчав, сказал Агап.
– Кто, инопланетяне? – Игорь оторвался от рюкзачка.
– Нет, – бородач сердито хлопнул рукой по велосипеду. – Эти, как их… производители, во. Которые велосипеды самоходным колдовством не снабдили! Типа в целях физкультурного оздоровления, нда-а… Сейчас как поймал бы их, да как накостылял бы им от души, чтобы поменьше о физкультуре хлопотали, а побольше обо мне, бедном туристе, заботились, – закрыв глаза, Агап полежал, полежал да и захрапел, уснув.
– Не спи, я завтрак откупориваю, – предупредил Игорь, вскрывая банку тушёнки: Агап пробормотал невнятное и захрапел того пуще.
– Ладно уж, отдыхай, – милостиво разрешил Игорь. – Всё одно консервы от тебя никуда не убегут, – он щедро наложил на ломоть хлеба тушёного мяса и пошёл осматривать место, где они устроили привал. На всякий случай осматривать, мало ли что…
Ничего особенного здесь не оказалось: те же высокие деревья, чахлые кусты да ржавые консервные банки под теми кустами, да грязные бутылки и прочий мусор, первый и основной признак развитой цивилизации… Единственное, что заинтересовало Игоря – это засохшее деревце у дороги, стоявшее особняком, на отшибе леса. Деревце вовсе не походило на высоких кипарисовых великанов из королевского парка: было оно похоже на яблоню, только вместо плодов кто-то развесил на сучковатых ветках глиняные игрушки. Расписных игрушек оказалось много, самых разных по цвету и форме, но все они изображали птиц. Игорь постоял, дожёвывая бутерброд и любуясь яркими красками, соображая, для чего же потребовалось столь необычно украшать сухое дерево, но, ничего не придумав, вернулся к велосипедам.