Гонка к Источнику
Шрифт:
Стрелок кивнул, и стал сосредоточенно давить кнопки на своей панели; старпом же посмотрел на капитана с немой поддержкой — мы понимаем, говорил он всем своим видом — действуй, командир, с нами правда … Командир со вздохом отвернулся от заместителя, и чтобы как-то себя занять, пробежался по статусным схемам линкора хозяйским взглядом. Многочисленные экраны были закреплены на гранях перевёрнутой пятиугольной пирамиды, которой заканчивался прямёхонько над капитанским столиком растущий из потолка обелиск. Силовые поля, дуговые двигатели, реакторы, навигация — каждая мало-мальски значимая система имела здесь свой персональный дисплей…
Естественно, имела его и «система» бортового вооружения, хотя быстро выделить её из многих других сумел бы не каждый: оружейный экран, назло интуиции, смотрелся
Со схемой произошли изменения. Четырнадцать крупных прямоугольников, расположенных прямой шеренгой вдоль всего правого борта, окрасились в безжизненный серый — это значило, что зарядные механизмы выгрузили из пушек главного калибра прежние парахииловые снаряды, и ставили на их место новые. Поставили. Отметки снова зазеленели, но теперь поверх них горела бардовым цветом зловещая аббревиатура «СОД атм.» — снаряды специальные, объёмного детонирования, с атмосферным кожухом… «Батареи ГК-один-четырнадцать заряжены и наведены на цель!» — сообщил главный стрелок, и посмотрел на Лийера со странной мешаниной чувств: страхом, мольбой, неприязнью… Но капитан второго ранга не мог тратить время попусту, изображая сочувствие и раскаяние. «Огонь… Огонь на поражение.» — гулко призвал он, и четырнадцать смертоносных конусов вырвались из пушечных жерл, уносясь к городку близ экватора, в котором, по данным разведки, базировался крупный отряд вооружённых сепаратистов. Символические прямоугольнички опять посерели, но вернули зелёный окрас почти сразу же — линкор был очень скорострелен, даже перезарядка огромных пушек длилась мгновения. «Залп произведён, попадание через восемь секунд!» — отрапортовал офицер вооружений как бы с беспристрастием, но на самом деле — с завуалированным стыдом… Сколько в том городе было убийц? Пять, может быть шесть тысяч? Чудесно. А сколько там было тех, кто болел за Империю всей душой? Сколько было тех, кто ещё не определился — тысяч, эдак, сто?.. Но теперь это уже несущественно. Погибнут и те и другие.
Мостик накрыло противоестественной тишиной — как в вакууме. Большинство офицеров стали с вызывающим усердием кропотать над своими пультами, имитируя напряжённую работу, и намеренно не замечая ничего вокруг. Наверное, таким образом они хотели отстранить себя от любой причастности к происходящему, обхитрить свою собственную совесть… Один капитан ничего не почувствовал. Он понимал, что через означенные восемь секунд сто тысяч людей — большинство невиновных — превратятся в облако сажи, но сожаления, как и жалости, не испытывал ни на грош. Сожаление явится многим позже — когда скорбь по любимой опустится на самое дно души, и зароется в ил забвения, когда желание отомстить притупится… Но даже тогда капитан бы выполнил приказ в точности — рука б не дрогнула. Просто тогда бы он сделал это через себя, преодолев вначале решительный душевный протест… Он сделал бы это из знания, что в случае невыполнения, его ждёт трибунал и отставка… Из знания, что приказ будет всё равно отдан — если не им, так кем-то ещё… Да он бы сделал это просто из верности Родине — это уже кое-что!.. Но сейчас он это делал из мести. Из самой низменной, корыстной, примитивной мести… И хотя разум давно сорвал голос, уверяя Лийера, что дальше так жить нельзя, уязвлённое сердце раз за разом поступало по-своему. Они должны заплатить — говорил каждый его удар. Заплатить. Заплатить.
— Неужели ты настолько наивен? — вздохнула Аяни, с нелёгкой улыбкой — Ты правда считаешь, что без тебя… что если бы ты отказался выполнять приказ, те города остались бы стоять?.. Ответь мне честно!
— …Нет. Так я не считаю. — Шорл покраснел, ему стало стыдно. За кой чёрт он стал плакаться ей, семнадцатилетней девчонке, о свершённых грехах? «А кому же мне ещё плакаться?» — придумал он себе оправдание, но легче не сделалось.
Более того, в душу всё глубже вонзались клыки горького понимания. Его использовали.
— Ты не виноват. — теперь в голосе Аяни зазвучала нехарактерная её юному возрасту твёрдость. Алмазная твёрдость. И неженская рассудительность. — Я не хочу делать вида, будто знаю что такое «линкор» или «бенсолен», но что такое дисциплина, мне известно не понаслышке… — она смотрела на Шорла так пристально, и с такой энергией, что он с трудом держал взгляд — И не надо мне говорить, что Аркасский Альянс это совсем не то. Что на ваших звёздных леталках всё по-другому… Армия везде одинаковая: видела одну, значит видела все… И что такое приказ, я тоже прекрасно знаю — ты замечал, сколько на мне шрамов? Сама в лепёшку расшибалась, чтобы задачу выполнить; не дядя! — девица сдвинула брови чтобы выглядеть строже, но поняв по лицу Лийера, что эффект получается обратный желаемому, вернула их в прежнее положение, и сбавив тон, тихо, проникновенно спросила — Ты, по определению, человек подневольный. Решаешь не ты. Так какой с тебя спрос, вояка?
«Абсолютно никакого.» — хотелось бы ответить Лийеру, но он не мог. Ответственность несут не только инициаторы приказов — сиречь генералы и адмиралы — её несут и исполнители тоже. Вы оказались в ненужном месте в ненужное время, и именно вам, а не соседу, поручили негожий приказ, за который вас будут ненавидеть и проклинать все, включая вас самих? Вам, мсье, крупно не повезло. Но невезение не освобождает вас от ответственности.
— Ну что молчишь, кровавый мясник? Убивец миллионов айтарнцев? — не отступала молодая красавица, прилагая все силы, чтобы говорить и смотреться серьёзно, но нет-нет, да улыбаясь самыми кончиками сочных, покусанных губок — Придумываешь, как бы ещё себя изничтожить, как побольнее себя уколоть? Как доказать себе и миру, что ты последний негодяй? Оч-чень продуктивное занятие, ничего не скажешь! Особенно для…
— Ай… — Шорл почувствовал, как тает от нежности — Если надо, я за тебя умру. Веришь?
Та смущённо фыркнула, и надолго присосалась к его губам — замечание ей явно польстило. Затем они просто молчали — бывают моменты, когда слова не нужны. Потом капитан сорвал травинку, и пощекотал колоском загорелую шейку избранницы — девушка засмеялась, и со сноровкой выкрутила ему запястье, принуждая бросить стебелёк наземь. Когда Лийер разжал пальцы, она наградила его плутовской улыбкой, и снова поцеловала… А после этого… Капитан не запомнил, что было после. Время споткнулось, стало течь нелинейно, и вразнобой — но двух лежащих на обрыве людей это устраивало как нельзя лучше. Пускай… Пускай этот миг станет вечностью, а следующий такт вселенских часов никогда не достигнет Румских предместий; не разрушит той хрупкой гармонии, что случается столь редко и нерегулярно…
Наваждение сняло синтетическое пищание рации, прозвучавшее посреди природного великолепия совершенно чуждо, потусторонне. «Пора …» — понял Шорл, и полез в карман. Вынув переговорное устройство, посмотрел на него с грустью, и нажал кнопку приёма.
— Где вы шляетесь? — устало полюбопытствовал обер-полковник. Шорл подумал, что вопрос риторический, и сейчас последует продолжение, но рация мелодично трынькнула, означая конец передачи. Раласс ждал ответа.
— Где мы, там и шляемся… — проворчал капитан, и нажал кнопку «передача» — Грат десять от Рума… Вы же обещали предупредить заранее.
— Вот и предупреждаю. — резонно ответил Азъер — Вылет через один час десять минут. У резиденции быть как можно скорее, как поняли?
— Хорошо понял. Будем через сорок минут. — ответил он, и убрал устройство с глаз долой. Уходить никуда не хотелось.
— Что развалился? — тихо усмехнулась Ай, и встала на ноги — Отдыхать будем на том свете, а пока идём мир спасать.
— Да. — Шорл поднялся следом, решительно стряхивая сонливость — Даже такую низкоквалифицированную работу, должен кто-то делать…