Гонконг

Задорнов Николай Павлович

– Знаете, Посэто-сама, посол Путятин был очень крепкий человек, он совсем не был стар. Моложе Харриса, но никогда не позволил себе ничего подобного.

«Я тоже не позволил себе никаких связей! Но при чем тут Путятин?» – мог сказать Константин Николаевич.

«А при том, – мог бы сказать Уэкава, – что Путятин прожил в Хэде и Симоде и никогда не потребовал женщины!»

– Посол и адмирал Путятин очень сильный человек, но очень сдержанный. И это восторгало японцев. Родственница священника в Хосенди всегда за ним ухаживала, помогала и могла исполнить любое поручение правительства. Но Путятин всегда молился много и никогда не

позволил себе ничего унизительного. Поэтому, – сказал Уэкава, – все решили, судя по поведению посла Путятина, а также посла Перри, что официальные лица высших рангов из стран Запада не позволяют себе ничего подобного. Поэтому женщин им не предлагают. Харрис, конечно, очень умный человек. Иногда это заметно. Он спрашивал про женщин сразу, как приехал. Но так сразу – нельзя. Это американская невежливость. Япония не публичный дом. Ответили, что невозможно и не бывает никогда. Даже, если точнее сказать, ответили не так. Сказали: «Вам это не нужно». – «Как не нужно?» Вежливо кланялись и отмалчивались. Решили, что Харрис, конечно, понял и дела не касался после этого. Тогда все решили, что он обходится сам или привез очень молодого голландца-переводчика. Так бывает у японских князей на войне. Но теперь если он так горько чувствует одиночество, то это удивительно! Это все я сказал вам откровенно, как другу Посэто-сама, и прошу вас не понять меня неверно.

На другой день Харрис принимал Посьета и Корсакова в Гекусенди. Опять пили виски. О женщинах не говорили.

– Помогите мне, коммодор, объяснить японцам, что я не могу жить без молока, – просил Харрис. – Я непрерывно мучаюсь от разных недугов. Я не так молод, чтобы обходиться без молочных продуктов. У меня тяжелые запоры.

– Мой дорогой посланник! Живя в Японии, мы раздоили несколько коров. У господина Колокольцова осталась дойная корова в том доме, где он жил. В одной из соседних деревень. И она доится. И мы можем попросить японцев одолжить ее вам – и вы будете с молоком.

– Как я был бы рад! – пришел Харрис в пьяный восторг. – А то ведь я чувствую себя как в блокаде. Меня морят, заставляют есть пищу, к которой я не привык, обрекают на воздержание, и при этом вокруг цветы, роскошь, благоухание, экзотические пейзажи. Но без японочки мне эти пейзажи не нужны. Ах, если бы японочку, этакую с зонтиком, каких они изображают стоящими на мостике: как рисуют! И пригласить ее. Но чтобы не убегала, а чтобы ей был дан строгий приказ правительства – не отказывать ни в чем послу Америки? А? И про молоко также!

«Экая пьяная морда, пьет и не просыхает! – подумал Воин Андреевич. – Видно, никто порядочный не захотел в Японию ехать без семьи. Впрочем, дело не мое!»

В бухту города Симода вошла парусная шхуна под японским флагом, точная копия «Хэды».

– Это же «Камидзава»! – вскричал Колокольцов. – Вторая наша шхуна. Я ее закладывал сам в Хэде.

Уэкава с сияющей улыбкой явился на «Хэду».

– И третья такая же. Спущена там же на воду, – рассказывал он. – В Ущелье Быка.

Посьет съездил к губернатору, от него заехал к американцу.

Харрис сказал, что обеспокоен: в залив вошло европейское судно, но он не может поехать, у него нет лодки.

– Это японское судно, под японским флагом, построенное нами же, в той же деревне Хэда, что и наша шхуна, мы сами ее закладывали.

– Они закончили без вас?

– Едемте, мистер

Харрис! Там они вам сами все расскажут. Берите Хьюскена и Мориаму. Мы покажем вам еще одно наше произведение! Японцы приглашают всех на корабль для угощения европейского образца в салон командира!

– А как же, господа, ваши главные дела?

– Ждем ратификации...

По утрам на «Хэду» являлись сорок японцев. Колокольцов проверял их познания и обучал эту новую команду.

На корме в европейском платье Уэкава-сан подавал команды в рупор. Японские матросы в грубых белых костюмах из материи, похожей на толстую парусину, подымали якорь. Взбегали на мачты, ставили и убирали паруса, спускали шлюпки, буксировали судно.

Вечер. Якорь брошен. Кормовой флаг спущен, спешить некуда. Японская команда съехала на берег. Больше не надо никого учить и проверять. Ночь наступает.

Александр и Деничиро в салоне, где когда-то тесной семьей, выйдя из Японии, офицеры поутру увидели через портики первые снега и льды родины. А теперь уж скоро: «Ну вот и все! Прощай шхуна «Хэда»! Но не ее судьба тревожит Александра Колокольцова.

– Я вам все расскажу, – сказал Уэкава Деничиро. – Сайо беременна.

– Как беременна? Опять?

– Нет, впервые.

– Как это может быть? До сих пор? Так долго?

– Нет. Она естественная и здоровая, молодая, очень красивая женщина. Она замужем. Очень счастлива и ждет ребенка. Но она очень любит своего маленького брата, который родился через полгода после вашего отбытия из Хэды. Александр-сама, он очень похож на вас!

– Брата?

– Да, это просто удивительно. Ябадоо-сан говорил: «У меня жена старая, а родила мне хорошего сына». И он очень любит маленького мальчика. Говорит, что я горжусь, это будет мой наследник! Вы должны меня понять, Кокоро-сан, когда издали приказ об убийстве всех детей, родившихся от иностранцев, то к Ябадоо-сан явились и спросили. Не тронули мальчика, узнав, что он рожден старой женой Ябадоо...

– Убить детей? Такой приказ? А как же судьба других? Всех убили?

– У нас закон очень строгий. Власть требует – и все сразу исполняется. Но все-таки, кажется, все, кто родился, остались живы. Кажется, кто-то вмешался в Эдо, я уверен, что это не Кавадзи-сама, хотя об этом все догадываются.

Она замужем! Сын – наследник Ябадоо. Шхуна «Хэда» под командованием Уэкава-сама. В храме Гекусенди живет американский консул!

– Вы знаете, я совсем забыл... У меня есть для вас письмо.

– Письмо? Откуда? Кто мог мне написать?

Душа похолодела у Александра, когда Уэкава открыл плетеный ящик, вроде портфеля, достал небольшой конверт и подал его в почтительном поклоне. Адрес по-русски:

«Господин лейтенант Сибирцев».

– Это Алексею! Это не мне. Боже мой...

«От госпожи Оюки Ямада». Пахнет фиалками, ее любимый запах.

– Получите, пожалуйста!

– Это Сибирцеву, а не мне.

– Просили передать вам.

– Я даже не знаю, где теперь Алексей Сибирцев.

– Он, кажется, уже... – тихо произнес Уэкава, – погиб.

– Что? – вздрогнул Колокольцов. – Погиб?

– Надеюсь, что известие неточно.

– Откуда у вас сведения?

– Это было предсказано гадальщицей в Хэде. Оюки-сан плакала и не хотела верить. Ему наворожили, что он встретит в море врагов и... погибнет. Но японскому Управлению западных приемов ничего не известно. В деревне Хэда очень хорошие предсказатели.