Гонзо-журналистика в СССР

Капба Евгений Адгурович

— Товарищ! Вы не стесняйтесь, пробуйте рыбку! — благожелательно сказала тетенька, активно шевеля прилипшим к верхней губе рыбьим плавником, — Это мой муж поймал, буквально утром. А я вот полчаса назад пожарила, еще тёпленький!

Она вытерла ладонью рот, а потом ладонь — вафельным полотенцем.

— Спасибо большое, я лучше чайку у проводницы возьму, — замахал руками я.

— Ой, у них не чай, а сплошное сено! Хотите — у меня иван-чай в термосе? С чабрецом!

Какая, однако, заботливая тётенька!

— Тогда с меня — пряники! — полез я в рюкзак.

Иван-чай

я до сего момента не пробовал, и, честно говоря, теперь был приятно впечатлен. Да и собеседницей она оказалась интересной: не каждый день на пути встречаются вафельщик, карамельщик, бисквитчик и конфетчик в одном лице! Оказывается, такую специальность в Гомельском железнодорожном колледже можно нынче получить. А я ее пряниками удивить хотел, наивный! Кажется — профессия сплошь сладкая, а кушает — жареную рыбу!

В общем — несмотря на использованную в качестве упаковки для леща любимую газету дубровчан, вечер прошел не так уж и плохо. Да и ночью Каневский мне не снился. Снился лещ в поварском колпаке и переднике. Он стоял на хвосте у печки и пек вафли в вафельнице "Золотой ключик", на которой была выбита цена: 4 рубля 80 копеек.

Глава 9, в которой люди встречаются

Поезд прибывал в столицу республики в дикую рань. Окна, покрытые холодным конденсатом, давали мало шансов рассмотреть, чем живет утренний Минск. Соседка мирно посапывала, не торопясь следовать настоятельной рекомендации проводника пробуждаться и сдавать белье.

Мне не спалось: предвкушение чего-то прекрасного и ужасного бередило душу. Мигом вытряхнув тюфяк, подушку и одеяло из постельных принадлежностей, я оделся и вышел в тамбур. Из окна виднелись огни огромного города. Не было неоновой рекламы, круглосуточно мельтешащих авто, небоскребов из стекла и бетона... Но миллионник — это миллионник. Мегаполисы всегда придавливали, заставляли мою провинциальную душонку или в испуге прятаться куда-то в район коленок, или наоборот — расправлять плечи и агрессивно выпячивать нижнюю челюсть. Мол, "которые тут временные?" Шо я, города не бачил, шо ли?

Может быть, дело в том, что я даже настоящим горожанином никогда не был? Слободка — она вроде район Дубровицы, но при этом местные говорят, шагая на остановку: "На автобус сяду, в город поеду..."

Проводник закончил с бельем, вышел следом за мной в тамбур и подозрительно обвел всю мою фигуру взглядом: может, курю?

— Домой возвращаетесь? — спросил он, убедившись в моей порядочности.

— Шо? — не удержался я.

— А-а-а-а! — разулыбался он, — Ну, дык если шо — то тогда на площадь лучше сюдой через переход, а не тудой через мост...

Мы понимающе поухмылялись, а потом проводник дождался, пока поезд остановится, и залязгал железяками, отпирая дверь.

— Бывай, земляк! — сказал он и пожал мне руку на прощанье.

— Всего доброго! — нормальных людей в мире всё-таки большинство. Это дает надежду на победу всего хорошего над всем плохим, пусть даже в отдаленной перспективе.

На перроне меня ждали неяркие огни вокзала, морось, хмурые и

заспанные лица пассажиров, чуть более радостные — встречающих. Кто-то даже дарил цветы и целовался. Цветы! Цветы мне, наверное, тоже были нужны — но где я мог найти их в полшестого утра?

Конечно, первым делом я решил мотнуть в Раубичи — потому как, по словам воображаемого Каневского, на остановке в Шабанах маньяк появится только завтра вечером, и это, по большому счету, мой единственный шанс срисовать его внешность или хотя бы номер машины, какие-то приметы кроме того, что это "буханка" с надписью "ТЕХПОМОЩЬ". Искать на шару можно было начать и после того, как я спасу одну неизвестную автостопщицу.

Я не знал, что конкретно буду делать, не знал — соберется ли урод прикончить кого-то еще, если я спугну его там... Но совершенно точно решил — буду его ждать там столько, сколько потребуется. А потом — обязательно найду.

В подземном переходе было серо, сыро и пустынно. На площади перед вокзалом — тоже. Никаких круглосуточных кафешек, никаких гастритных "макзавтраков". Может быть, что-то и работало в зале ожидания на втором этаже, но время терять не хотелось: шутка ли, 20 километров до Раубичей! Я обвел взглядом такой знакомый и не знакомый одновременно городской пейзаж и так и не смог составить мнение — какой Минск мне нравится больше: незалежный или советский? Наверное, стоит присмотреться к этому городу в светлое время суток и более приличную погоду...

Несколько легковых автомобилей, в основном "копейки", стояли тут же, неподалеку. Виднелись красные огоньки тлеющих сигарет: шоферы о чем-то переговаривались. Может быть — бомбилы?

— Мужики, до Раубичей добросите?

— Пф-ф-ф! — сказал один.

— Далеко! — сказал второй, — И ты какой-то мутный.

— А денег хватит?

Я покопался в кармане и достал десятку, расправил ее и показал водителю. Профиль Ильича пялился на этих проходимцев неодобрительно.

— Э-э-э, маловато будет! — сказал тот же, ушлый.

Я достал еще одну купюру. Расценки, бляха, у них!

— Повезу за пятнадцать, садись ко мне! — тут же опомнился тот, который назвал меня мутным.

— Засранец, ты, Коленька, — сказал ему ушлый, — Я тебе припомню.

— А ты крохобор! Садись, товарищ, на переднее сидение, я тебе не таксист, я тебя просто так подвожу. А ты мне просто так пятнадцать дашь.

— Договорились, — рюкзак я бросил назад, сам втиснулся на пассажирское место рядом с водителем.

— Еще два рубля накинешь — я тебе экскурсию по ночному городу сделаю.

— Не, — сказал я, — Экскурсию мне не надо. А вот завтра мне, возможно, машина на полдня понадобится. Если найдешь кого-то, кто за тридцать плюс бензин согласится — оставь мне номер, я после обеда перезвоню.

Тому явно денег заработать хотелось, но — побольше. Потому он курил в окно и вел машину, а потом сказал:

— Пятьдесят.

— Побойся Бога, это почти ползарплаты моей!

— Я атеист, — сказал он, — Сорок пять.

— Полный бак, — сказал я, — Под горлышко. Тридцать пять.