Гонзо-журналистика в СССР
Шрифт:
— Ого! — сказал Рикк. — Девяносто перешагнешь, Николаич! А про меня и не говори — я свои сроки и сам знаю.
— Не хотите — не надо, — и хорошо, что не хотел.
Я и понятия не имел, сколько он проживет. По крайней мере, общаться с ним лично мне не довелось — может, к детям в Минск на старости лет переехал, а может и умер... Или репатриировался. Потому тут великий экстрасенс Гера Белозор мог и опозориться.
— И я не хочу, — сказал Рогозинский, — Давай, я на выходных бригаду пришлю?
— Не-а! Мне уже Привалов стекольщика предлагал. Я считаю — это несправедливо. Вы раздолбали — вы и чините. Будем ручками, ручками...
—
— Да-да! Причинять добро, наносить радость, сеять справедливость... Или ручками — или пойду заявление в милицию писать, или морду вам набью. — я тоже умею злобно зыркать! — Просто подойти поговорить со мной, значит, не судьба, а убрать последствия своей бурной деятельности — неохота?
Всё-таки мозги у него работали, и чувство самосохранения не исчезло, он молча кивнул — я бы, ей-Богу, отлупил его тут, в этом самом кабинете. Надоело! Сколько можно — строят из себя сильных мира сего, а вытворяют натуральную лажу! Это ж так сложно — подойти и пообщаться, позвонить, в конце концов! Да знай я, что это охрана Петра Мироновича Машерова — я бы что, против был? Я разве идиот и не понимаю, что встреча с первым лицом Республики — дело серьезное? Деятели, мать их... Нахрен вобще этот Рогозинский Волкову и Рикку?
— Всё, всё! Охолонули! — развел руками Волков, — У нас дел по горло. Давай, Гера, выкладывай, что там у тебя по планам на город? Вы, Иван Петрович, в состоянии сейчас слушать и слышать?
— Да, да... Я выводы сделал, — явно наговорит там про меня этому Сазонкину, ну и черт с ним.
Не от одного Рогозинского он же информацию черпает, если профессионал!
И я выложил. Про возможные пожертвования от трудовой молодежи города на Дворец спорта, про минеральные воды, реликтовые сосны и санаторий, а еще — про садики и школы, и скверы вокруг завода "Интервал". В мое время там настроили панелек и торговых центров, а инфраструктуру и зеленые зоны отложили "на потом" — и это потом продолжалось лет тридцать, и конца этому не было видно. Из района "Интервала" народ на автобусах пёр детей в центр в сады и школы минут сорок, и если для какой-нибудь Москвы это мелочи, то для Дубровицы — настоящая трагедия!
А потом изложил концепцию "Федерации Дворового бокса", и понял, что попал в десятку. И Рикк. и Волков как-то подобрались, в глазах появился задорный блеск:
— А, Борис Францевич, вышел бы со мной? — обнажил желтые крепкие клыки главный дубровицкий деревообработчик.
— А думаешь, сдюжишь? — поднял бровь в ответ Рикк.
— Сдюжишь — не сдюжишь, а причешут — заутюжишь! — усмехнулся Волков.
— Кто кого еще причешет! — металлург картинно стал в стойку и сделал несколько ударов в воздух. — Идея — огонь! Моим парням с завода точно по душе придется! И не обязательно ждать для этого нового Дворца спорта... У нас вон неплохой спортзал, можно ринг оборудовать!
— А у нас есть ринг! — довольно сказал Волков.
– Да! Приглашаем в гости!
— Ой, и придем!
— Ой, и приходите!
Кажется, выплеснуть вечную дружбу-конкуренцию между "деревяшками" и "железячками" на ринг было просто отличной идеей... А есть ведь и другие предприятия!В общем, я был доволен. А что касается Дворца спорта и санатория — это они обещали подумать.
— Давай с пожертвованиями определись... Да! Что там у тебя опять? Новый клад, небось? — Волков всё-таки был человеком проницательным. — Гляди, не заиграйся! Нам нужен живой и здоровый
— Прям-таки нужен? — засомневался я. — Без Белозора оно всяко спокойнее...
— Зато с Белозором — куда как интереснее! — откликнулся Рикк. — И вообще — ты про цех цинкования писать собираешься или нет? Развел мне тут — бокс, санатории... Работать надо!
— Так я ж как пионер!
— Что — инфантильный и в прыщах? — юморист, однако! Юмор у него такой — прямолинейный, как металлопрокат.
— Всегда готов! — додавил я и продемонстрировал диктофон и фотоаппарат. — Аппаратура с собой!
— Тогда чего ждем? И вы, гости дорогие, собирайтесь... Пора и честь знать! Поживиться нечем, фуршета не будет! — Рикк бесцеремонно распахнул двери перед Рогозинским и Волковым.
Директор "Интервала" на прощание всё-таки подал мне руку. Я ее сильно жать не стал, так — по-человечески.
— В пятницу позвоните мне по поводу ремонта? — спросил он.
— Позвоню, позвоню. Вагобушеву вашему передайте пожелания здоровья. До свидания.
Я думал — не переборщил ли, заставляя такого важного начальника так унижаться? С другой стороны — я не собирался их сильно напрягать. Так, символически — окно застеклить, например. А потом и посидеть за рюмочкой чаю, отношения наладить. Всё-таки "Интервал" — огромное перспективное предприятия, тем более — микроэлектроника. Нет ничего более перспективного!
Глава 20, в которой меня настигает мирская слава и фигурирует много лимонов
В общем, статья выстрелила. По крайней мере, в Дубровице даже бабуси у подъезда обсуждали, как Гера Белозор маньяка поймал. Ну, то есть маньяком никто его не называл, потому что в Советском Союзе не бывает маньяков, это удел загнивающего Запада. А вот серийным убийцей — вполне. Так оно даже более солидно звучало.
Там вообще многие углы были сглажены, в этой статье, и следователь по особо важным делам прокуратуры БССР Солдатович превратился в просто следователя, ни к какому конкретно ведомству не относящегося и фамилии с именем-отчеством не имеющего. Токсикоманы, жрущие гуталин, преобразились в алкоголиков — так оно было более привычно и не настолько мерзко, да и вообще — много чего было недосказано и полито соусом полуправды. Но — остросюжетно, живенько, и негодяя в конце поймали. Снова сотрудничество советской прессы и советской милиции доказало всему миру превосходство социалистической системы, потому как у нас журналист и замначальника УГРО — друзья, товарищи и братья, а не конкурирующие хищники, как какие-нибудь репортеры "Нью-Йорк Таймс" с агентами ФБР!
Через два дня после "Маяка" эстафету подхватила "Комсомолка", потом — "На страже Октября", и, наконец, всесоюзный журнал "Советская милиция". Насколько я знал, номера журналов готовятся весьма заранее, и кого они там подвинули, впихнув довольно объемный материал никому в Москве неизвестного Германа Викторовича Белозора — оставалось только гадать.
Не сказать, чтобы я проснулся знаменитым — но шороху наделал. Здесь, в отличие от моего времени, прессу читали внимательно, да еще и перечитывали. И на фамилию автора обращали самое пристальное внимание. Не было сейчас блогеров, инфлюэнсеров и стримеров. Тут в моде и в фаворе — шахматисты, космонавты и поэты с писателями. И журналисты тоже, немножко. Конечно, где Белозор, и где Таль с Каспаровым и Климук с Коваленком, но всё-таки, всё-таки... Теперь я мог надеяться на то, что мой голос будет звучать чуть громче.