Гонзу Читатель
Шрифт:
Возвращаюсь за своей подругой, думал, она там у калитки стоит, а подъезжаю – нет ее. Я посигналил. Тут в домике отрывается дверь, оттуда выглядывает тетка в фартуке и рукой мне машет, кричит:
– Заходите, заходите, сеньора вас ждет!
Что еще за хоровод? Захожу. В зале, где наверняка собираются только на Рождество, за столом все семейство, человек пять, во главе стола Агнесс с толстым фотоальбомом в руках, рядом бабулька сморщенная примостилась, что-то ей там показывает и, судя по всему, рассказывает всю фамильную историю. Тетка в фартуке мне улыбается:
– Слава богу, вы приехали! Сеньора была так расстроена! Подумать только,
– Да, – говорю, – эта сеньора крайне рассеянна. Вчера она ухитрилась потеряться внутри отеля, забыла номер своей комнаты, плача, бродила по пустым коридорам, пока не забрела в прачечную. Там моя дочь работает, она ее спасла, отвела к стойке администратора.
Агнесс поднялась из-за стола, начался обряд прощания – объятия, пожимание рук, прикладывание щечки к щечке, все наперебой что-то втолковывают ей, хозяева улыбаются, я улыбаюсь, она улыбается так, будто после многолетней разлуки встретила своих родных. Наконец мне удалось заполучить ее, я стал подталкивать свою напарницу к выходу, шипя сквозь улыбку, что не худо бы побыстрее, но она два раза уворачивалась и вновь кидалась в раскрытые объятия семейства.
– Такие отзывчивые люди, я хочу отблагодарить их.
Она полезла в свою сумочку.
– Много не давай, не больше двадцатки. Не надо смущать невинные души, а то они начнут бездельничать, предаваться пьянству, пороку, распутству и сами не заметят, как закончат свою загубленную жизнь на панели.
Двадцать евро быстро перекочевали из холеных пальцев Агнесс в натруженную, перевитую венами лапку старушки с фотоальбомом, и мы отчалили.
Уже сидя в машине, она спросила:
– Ну, получилось?
– Груз в багажнике.
– А что теперь?
И правда, что теперь? Не повезешь же его прямиком в полицию. Заходишь в отделение, а там как раз Алипиу дежурит, и ты так небрежно ему: «Привет, Алипиу, как дела, как жизнь? Да, я тут тебе привез убийцу, возьми в машине, в багажнике». А он спокойно: «Само собой, сейчас вот статейку в газете дочитаю и схожу заберу. Ты ведь не торопишься?»
– Надо бы его где-то поближе к полиции сгрузить. Потом тебя отвезу.
За квартал от отделения, там, где потемнее, у заброшки, у старого дома с провалившейся крышей, еще каменного, а не как нынешние из бетона, я остановил машину и открыл багажник. Клиент зашевелился, тросик на горле стал затягиваться, утырок захрипел, я еще раз двинул ему в висок, чтоб затих, потом сгрузил его в узкий проулок. Пакет с ножом сунул ему за пазуху. Отогнал машину подальше и снова остановился.
– Агнесс, дай мне свой телефон.
– Зачем?
– В полицию позвоню. Я быстро, они не отслеживают. Да и у тебя номер иностранный. И платочек свой тоже дай.
Взяв ее мобильник, я прикрыл микрофон розовым платочком, двумя пальцами слегка сжал себе горло там, где связки, и вполне натуральным женским голосом сказал в трубку:
– Полиция? В переулке Девушки Сюзет возле заброшенного дома вас ждет убийца таксиста… Нет, не шутка, пройдите десяток метров, не поленитесь… Кто говорит, кто говорит… сестра Ирма говорит. – И дал отбой.
Когда таксисты вернулись из столицы, у нас на площади чуть ли не митинг случился. Педру с горящими глазами, размахивая руками, рассказывал:
– Представляете, едем мы сначала по набережной, потом на авениду сворачиваем, медленно так едем, всю
Все загалдели, что такого быть не может, что он заливает, и вообще, как Педру из своего такси мог там что-то рассмотреть? Но Педру не сдавался, призывал в свидетели других таксистов, вот, мол, и Гомеш, и Карлуш там были. Сам-то он и вправду далеко стоял, но Карлуш впереди колонны ехал, вот он точно видел, он подтвердит. «Да что видел-то, что?» – старики уже изнывают от любопытства. Но Педру себе цену знает, он не торопится.
– Ну и вот, значит. Да… Выезжает открытый такой автомобиль – белый, большой, «Бентли» вроде. И там стоит наш, значит, тоже вот в белом костюме, красавчик. И с микрофоном в руке. Вот он в микрофон говорит, а звук идет из громкоговорителя, на весь город слышно было точно.
– Да что говорит-то? Давай уже рожай, не томи! Что он сказал? – галдят со всех сторон.
Педру еще паузу подержал немного, закурил, дым выдохнул, нос почесал и наконец выдал:
– Он так сказал. Я, говорит, много говорить не буду. Я, говорит, поддерживаю ваши требования и разделяю ваши тревоги, как-то так. Но, говорит, мне только что сообщили, что полиции удалось задержать человека, которого подозревают в убийстве таксиста. Убийца таксиста арестован! А сейчас, говорит, можете продолжать свой марш! Во как! Стоило нам на улицы выйти, как у них там зачесалось, и они сразу забегали и поймали этого гада!
Ну, тут все подхватили: «Да, стоило только! Мы заставим их выполнять свой долг! Могут, если захотят!» Все кинулись в бар, стали угощать друг друга пивом и винишком – в общем, началось настоящее народное гулянье. Я тоже взял пару малюсеньких бутылочек, одну протянул Педру.
– Ну вот видишь, как все обернулось. А ты ругал меня, что я тебе машину поздно вернул.
Фотограф Хико Ити
На другой день было 31 декабря, и мы с Агнесс на ее яхте отправились в столицу смотреть новогодний салют. А до салюта был заявлен торжественный обед.
Подруга моя велела мне явиться на ее корабль одетым соответственно – если не фрак, то костюм обязателен, – а не то она бросит меня за борт на съедение косаткам. Ладно, думаю, будет тебе «соответственно», и вырядился в белый смокинг – да, есть у меня и такой прикид в шкафу, – а к смокингу – широкий бордовый пояс и такая же атласная бабочка на шее – принимай, королева, графа Монте-Кристо!
Я думал, Агнесс встретит меня в этаком навороченном вечернем платье в пол, на которое ушло метров тридцать-сорок бархата или органзы, но она была в брючном костюме, шелковом, явно очень дорогом, сливочного оттенка, жемчуг на шее и маленькие золотые сережки, в которых тоже жемчужины. Мой вид ее удовлетворил. Оглядев меня с ног до головы – еще бы повертеться заставила, – она сдержанно кивнула.