Горбун, Или Маленький Парижанин
Шрифт:
— Вот простец! — пробормотала мадемуазель Нивель, проигрывая с бокалом шампанского.
— Сколько тебе он дал? — спросила Сидализа у Флери.
— Три, моя милочка.
— Голубых?
— Две голубых и одну белую.
— Ты будешь еще с ним встречаться?
— Зачем это? У него больше ничего нет!
— А вы знаете, — вмешалась Дебуа, — что крошка Майи желает, чтобы ее любили ради нее самое?
— Какой ужас! — хором воскликнула женская часть сотрапезников.
Услышав о таком кощунственном желании, все они
Тем временем Шаверни вернулся на свое место.
— Если этот негодяй Эзоп очнется, я его свяжу, — пообещал он.
С этими словами он обвел залу помутневшим взором.
— Я что-то не вижу нашего олимпийского божества! — вскричал он. — Мне он нужен, чтобы объяснить свою позицию.
— Ради Бога, только никаких объяснений! — запротестовала Сидализа.
— Но мне нужно, — раскачиваясь в кресле, настаивал Шаверни, — поскольку дело весьма деликатное. Пятьдесят тысяч экю — это ж Перу, да и только! Не будь я влюблен…
— В кого? — перебил Навайль. — Ты же не знаешь, кто твоя невеста.
— А вот и нет! Я сейчас объясню…
— Нет! Да! Нет! — послышались возгласы.
— Восхитительная блондиночка, — рассказывал между тем Ориоль своему соседу Шуази, — которая все время спала. Она бегала за мною, как собачонка, никак было не отвязаться! Понимаете, я боялся, как бы Нивель не встретила нас с ней вместе. Ведь Нивель ревнивее любой тигрицы. Да и…
— Раз вы не даете мне сказать, — возопил Шаверни, — тогда отвечайте: где донья Крус? Я желаю, чтобы пришла донья Крус!
— Донья Крус! Донья Крус! — послышалось со всех сторон. — Шаверни прав, пускай придет донья Крус!
— Лучше бы вы называли ее мадемуазель де Невер, — сухо заметил Пероль.
Голос его потонул в хохоте, все принялись повторять:
— Мадемуазель де Невер! Правильно! Мадемуазель де Невер!
Поднялся невообразимый гам.
— Моя позиция… — снова начал Шаверни.
Все бросились от него врассыпную и направились к двери, за которой скрылась донья Крус.
— Ориоль! — окликнула мадемуазель Нивель. — А ну-ка, сюда, и немедленно!
Толстенькому откупщику повторять дважды не пришлось. Ему только очень хотелось, чтобы все заметили эту фамильярность.
— Садитесь рядом, — зевнув во весь рот, приказала Нивель, — и расскажите мне какую-нибудь сказку. Что-то меня тянет в сон.
— Жил-был… — покорно начал Ориоль.
— Ты сегодня играла? — осведомилась Сидализа у Дебуа.
— И не говори! Если бы не мой лакеи Лафлер, мне пришлось бы продать свои брильянты!
— Лафлер? Как это?
— Со вчерашнего дня он миллионер, а с сегодняшнего утра мой опекун.
— А я его видела! — воскликнула Флери. — Он, ей-же-ей, выглядит неплохо!
— Он купил экипажи сбежавшего маркиза Бельгарда.
— И дом виконта де Вильдье, который повесился.
— О нем уже идут разговоры?
— Да
— Донья Крус! Донья Крус! — скандировали тем временем повесы.
140
Бранкас, Шарль де Виллао, граф (1618-1681) — французский вельможа, прославившийся своей рассеянностью.
Шаверни постучал в дверь будуара, куда удалилась обольстительная испанка.
— Если вы не выйдете, — пригрозил Шаверни, — мы возьмем дверь приступом!
— Вот именно! Приступом!
— Господа, господа… — попытался утихомирить весельчаков Пероль.
Шаверни схватил его за ворот и вскричал:
— Если ты, старый бирюк, не замочишь, мы пробьем тобой дверь, как тараном!
Но доньи Крус в будуаре, дверь которого она заперла за собой на ключ, не было. Он сообщался с помощью потайной лестницы с комнатой на первом этаже. Туда, к себе в спальню, и спустилась донья Крус.
Бедняжка Аврора сидела на диване вся дрожа, с глазами, красными от слез. В этом доме она находилась уже пятнадцать часов. Если бы не донья Крус, она умерла бы от страха и печали.
С начала ужина донья Крус уже дважды заходила к Авроре.
— Что нового? — чуть слышно спросила Аврора.
— Господина Гонзаго вызвали во дворец, — сообщила донья Крус. — Зря ты боишься, сестричка: там, наверху, ничего страшного нет, и если бы я не знала, что ты сидишь здесь одна в тревоге и унынии, то веселилась бы от души.
— Что они там делают? Шум слышен даже здесь.
— Дурачатся. Хохочут во все горло, шампанское льется рекой. Эти господа — люди забавные, остроумные, милые, особенно один, которого зовут Шаверни.
Аврора провела тыльной стороной ладони по лбу, словно пытаясь что-то вспомнить.
— Шаверни… — повторила она.
— Он молод и великолепен, не боится ни Бога, ни дьявола. Но мне запрещено обращать на него слишком большое внимание — он жених.
— Вот как, — рассеянно промолвила Аврора.
— Угадай чей, сестричка!
— Понятия не имею. Какое мне до этого дело?
— Тебе есть до этого дело, уж это точно. Молодой маркиз де Шаверни — твой жених.
Аврора медленно подняла голову, и на ее бледном лице появилась грустная улыбка.
— Я не шучу, — настаивала донья Крус.
— А о нем, — прошептала Аврора, — о нем, Флор, сестра, ты ничего не знаешь?
— Решительно ничего.
Хорошенькая головка Авроры поникла; девушка расплакалась и сказала:
— Вчера, когда на нас напали, кто-то из этих людей сказал: «Он мертв. Лагардер мертв».