Горбун, Или Маленький Парижанин
Шрифт:
— Аврора, молись Богу, чтобы я остался жить.
Ночью к нему пришел священник с последним причастием. Мой друг исповедался и заплакал. Он думал, что я не слышу его, и говорил:
— Моя несчастная дочка останется одна на свете.
— Думайте о Боге, сын мой! — укоризненно сказал ему священник.
— Да, святой отец, я думаю, думаю о Боге. Господь благ, и за себя я не тревожусь. Но моя бедная дочурка останется одна на свете. Святой отец, если бы я взял ее с собой, это был бы большой грех?
— Вы хотите убить ее? — с ужасом
Мой друг покачал головой и ничего не ответил. Я неслышно подошла к нему.
— Друг Анри, — произнесла я, пристально глядя на него (ах, если бы вы знали, матушка, какое у него было худое, изможденное лицо!), — я не боюсь умереть и хочу, чтобы меня закопали с тобой в могилу.
Он прижал меня к груди, пылавшей от лихорадки. И я помню, как он повторил:
— Оставить ее одну! Одну-одинешеньку!
Он уснул, не выпуская меня из объятий. Меня хотели вырвать у него из рук, но для этого нужно было меня убить. Я думала:
«Если он умрет, то возьмет меня с собою».
Через несколько часов он проснулся. Я была вся мокрая от пота.
— Я спасен! — промолвил он.
Увидев, что я все так и лежу, прижавшись к нему, он добавил:
— Добрый мой ангелочек, ты исцелила меня!
…Я никогда внимательно не смотрела на него. Но однажды я увидела, как он красив, и таким я его вижу до сих пор.
Мы покинули ту ферму и пошли дальше. К моему другу вернулись силы, и он работал на полях как батрак. Потом я поняла, что он работал, чтобы прокормить меня.
Произошло это в богатой усадьбе в окрестностях Венаска. Хозяин усадьбы возделывал землю, а кроме того, к нему приезжали выпить вина контрабандисты.
Мой друг сказал мне, чтобы я не покидала маленькую загородку на задах дома, а главное, чтобы никогда не заходила в общую залу. Но однажды вечером на мызе остановились перекусить дворяне, приехавшие из Франции. Я как раз играла во дворе с хозяйскими детьми. Они захотели посмотреть на французских господ, и я необдуманно побежала вместе с ними. Дворян было двое, они сидели за столом, окруженные слугами и вооруженными людьми; всего их было семь человек. Тот, что был самым главным, сделал знак своему спутнику. Первый дворянин подозвал меня и погладил по голове, а второй в это время тихо разговаривал с владельцем усадьбы. Подойдя к первому, он сказал:
— Это она!
— По коням! — крикнул вельможа и бросил хозяину кошелек, полный золота.
Мне же он предложил:
— Девочка, поедем в поле к твоему отцу.
Я страшно обрадовалась, что увижу его раньше, чем обычно.
Я храбро уселась на круп лошади за спиной одного из французских дворян.
Дороги, что вели на поле, на котором работал мой отец, я не знала. Мы ехали уже с полчаса, я смеялась, пела, не обращая внимания на тряскую рысь. Я чувствовала себя счастливей королевы!
Но потом я спросила:
— Мы скоро приедем к моему другу?
— Скоро, скоро, — ответили мне. Мы продолжали
страх. Вельможа скомандовал:
— В галоп! Человек, с которым я ехала, зажал мне рукою рот, чтобы заглушить крики. Но вдруг мы увидели: через поле, как вихрь, мчится всадник. Он скакал на рабочей лошади, без седла и уздечки, его волосы и клочья разодранной рубахи развевались на ветру. Дорога обходила лесную вырубку, которую пересекала река. Всадник переплыл верхом реку и помчался по лесосеке.
Он приближался, приближался. Я не узнавала своего отца, обычно такого ласкового и спокойного, не узнавала своего друга Анри, который всегда улыбался мне. Сейчас он был страшен и прекрасен, как небо перед грозой. Он приближался. Последним прыжком лошадь перелетела через придорожную канаву и, обессиленная, рухнула. Мой друг сжимал в руке сошник плуга.
— Убейте его! — крикнул вельможа.
Но мой друг оказался быстрей. Он дважды взмахнул сошником, и двое вооруженных шпагами слуг свалились на землю, истекая кровью. При каждом ударе мой друг восклицал:
— Я здесь! Я здесь! Лагардер! Лагардер!
Человек, державший меня, хотел ускакать, но мой друг не терял его из виду. Перепрыгнув через тела слуг, валявшиеся на земле, одним ударом сошника мой друг убил его. Матушка, я не лишилась чувств. Будь я постарше, наверное, я не была бы такой бесстрашной. Но тогда, пока продолжалась эта ужасная схватка, я ни разу не зажмурила глаза, вовсю размахивала руками и кричала:
— Смелей, друг Анри! Смелей! Смелей!
Мне кажется, схватка длилась не дольше минуты. Мой друг вскочил на коня одного из убитых и, держа его на руках, погнал его в карьер.
В усадьбу мы больше не вернулись. Мой друг сказал, что хозяин предал его. И еще он добавил:
— Лучше всего прятаться в городе.
Выходит, мы должны были прятаться. Мне никогда это не приходило в голову. Во мне родилось любопытство и какое-то еще неосознанное чувство благодарности к нему. Я принялась расспрашивать, но, прижимая меня к груди, он только отвечал:
— Потом, потом.
А затем как-то грустно произнес:
— Тебе еще не надоело называть меня отцом?
Милая матушка, не надо ревновать. Он заменил мне родителей, и отца и мать. Твоей вины тут нет, тебя же не было тогда.
Но когда я вспоминаю детство, у меня на глаза наворачиваются слезы. Он был добр, ласков, и твои поцелуи, матушка, были бы ничуть не нежней, чем его. Он был такой необыкновенный, такой отважный! О, если бы ты его увидела, ты тоже полюбила бы его!
2. ВОСПОМИНАНИЯ ДЕТСТВА
Мне еще не довелось жить в стенах города. Когда мы издалека увидели колокольни Памплоны, я спросила, что это такое.
— Это церкви, — ответил мой друг. — Там, милая моя Аврора, ты увидишь много людей, красивых сеньоров и прекрасных дам, но утратишь цветы и сады.