Гордиев узел с бантиком
Шрифт:
Мне очень не хотелось разворачиваться к крыльцу, но заявила о себе противоречивость и сложность моей натуры. Впрочем, разве я одна не дружу с головой? А ведь мыслила моя голова правильно, подсказывая мне единственно необходимый выход: не оборачиваясь, захлопнуть дверь и задвинуть щеколду. Подсказкой не воспользовалась. Медленно (потому как сама себе сопротивлялась) обернувшись, я задохнулась от ужаса. Прямо передо мной стояла покойная фрау Райнхильда и немного растерянно, но приветливо скалилась ослепительно белыми лошадиного размера зубами. Я успела подумать, что она не может быть Наташкиной дорогой мамой, которую подруга минуту назад призывала. Хоть какой-то положительный момент…
— Хай! —
— Вот уж совсем не «хай!»… — через силу выдавила я из себя, судорожно пытаясь «отклеиться» от двери. Прилипла на нервной почве, как жвачка к подошве обуви! И обреченно согласилась:
— Ну нехай будет «хай!»
2
— Это кто ж такая? Не разгляжу, — первой опомнилась баба Нюша, решительно направляясь мне на выручку, — и зачем просит ее хаять? Из психушки сбежала?
Не хотелось объяснять, что гостья к нам с иностранным приветом. Я деликатно промолчала. Пусть сама отрекомендуется. Для покойницы слишком широко улыбается. Спрашивается, чему радуется? Для живой ведь она основательно мертвой лежала позавчера в баньке Синицыных. Живой труп, одним словом. И так и этак радоваться нечему. Интересно, долго он будет молчать?
И тут Наташка неожиданно устроила «рекламную паузу» — выронила добытое непонятно где коромысло. Наверное руки тряслись. Мы взвизгнули, ахнули, охнули и отвлеклись на виновницу грохота. Тр и Натальиных попытки поднять коромысло окончились неудачей. Баба Нюша застряла на середине коридорного пространства, решая, кому из нас ее помощь нужнее. А мне однообразное зрелище с коромыслом надоело. Я переключила внимание на крыльцо, решив вежливо поинтересоваться здоровьем покойницы. Но ее уже там не было.
— И где же эта залетная хайлушка? — возмутилась баба Нюша. — Никак чего-то испугалась.
— Ага, — разговорилась Наташка. — Коромысла. Прямо до смерти. Может, приняла его за осиновый кол?
— Может, это она кур переполошила. Странная какая-то.
Баба Нюша оттеснила меня от двери и закрыла ее на задвижку. Для верности я подергала дверь за ручку, она успешно отвалилась. Зато дверь на провокацию не поддалась.
— Не-е-е… — немного подумав, подала голос подруга. — Кур переполошил «колобок». Весь такой круглый и матом крыл мужеским голосом. Сказание о том, как он от бабушки ушел и от дедушки ушел в стиле «модерн». Теперь ваша куриная стая со страху только пометом нестись будет. Ир, ты оттаяла?
— Давно. Если надо где-нибудь что-нибудь еще сломать, я к вашим услугам.
— Давай сюда эту железку, ей не меньше ста лет, — проворчала баба Нюша, отнимая у меня ручку. — Отжила свое. Ох, не нравится мне вся эта суматоха. Надо фонарик поискать. Вдруг и внизу лампочку вывернули.
— У меня фонарик в машине, — быстро отреагировала Наташка. Потом она неуверенно провела рукой по волосам, как бы приглаживая мысли, и глухо, но отчаянно прогудела: — Моя машина…
Я привычно зажала ладонями уши. «Увертюра» прозвучала, следует ждать пронзительного вопля. Но его не последовало. Наташка «споткнулась» на ранней стадии его подготовки. Камнем преткновения послужила громкая и односложная команда бабы Нюши: «Спокойно!» А дальше она мягко проворковала, что после недавнего небольшого спора с сыном Натальину «игрушку» припарковали в гараж Мишуткиного коттеджа. Та к надежнее и спокойнее. Подруга заикнулась было о невозможности перегона, поскольку ключи от «Шкоды» у нее в сумке, а сумка, кладезь ее материальных ценностей, всегда при ней. Баба Нюша похвалила Наташку за предусмотрительность и напомнила, что в данный момент при ней коромысло, а сумка в
— Обыск?! — тоном, не предвещавшим ничего хорошего, процедила подруга.
— Да нет, просто изъятие. Украли вместе с Иванычем, — стремясь ее успокоить, беззаботно поправила я. — Мы же сами заявили Михаилу, что никуда ехать не собираемся.
— Еле уговорила, — доверительно сообщила баба Нюша. — Уж очень ему хотелось от вас избавиться. За что он так взъелся? Аферистками и воровками обозвал.
Наташка обиделась:
— Сам он!.. Новый русский со старыми бандитскими замашками.
Я удачно пнула коромысло ногой. В том смысле, что промахнулась и никого не травмировала. Обе дамы уставились на меня с неподдельным интересом. Не мешкая, я объявила готовность номер один к спуску в пристройку, намекнув, что враг не дремлет. Скорее всего, хорошо сидит в курятнике на ранее снесенных курами яйцах. Наташка тут же подхватила с пола коромысло, но баба Нюша на нее шикнула и отняла, пристроив его на настенные штырьки.
Про отсутствие фонарика как-то забыли, про бандитское прошлое депутата Дьячкова тоже. Баба Нюша негласно взяла на себя роль руководителя и первой двинулась к ступенькам, поскольку знала, где расположен выключатель.
Недоразумения со светом избежали. И хотя он был достаточно тусклым, сразу стало понятно — путь «колобка» легкостью не отличался. Похоже, с планом пристройки он не знакомился, в дом проник с парадного входа, через крыльцо. В поисках выхода заблудился, оттого и наведался в курятник. Окольным маршрутом — через пару ведер, садово-огородный инвентарь и чем-то набитые под завязку мешки. Весь «подножный» материал в беспорядке раскинулся в разные стороны. Куры, естественно, этого не одобрили.
Ворота были распахнуты настежь. По-видимому, пришелец ломанулся в них с налета прямиком из курятника. С его габаритами хватило бы и одной створки, да видно натура у мужика слишком широкая. Сделать обход вокруг дома, а равно заглянуть в огород мы побоялись. Никто не хотел торчать на карауле у ворот в одиночку, равно как и «дозорить» наедине с самой собой. Решили не рисковать. Закрыв ворота, почувствовали себя уверенней. Мне даже не позволили подойти к ним с контрольной проверкой запора. Не очень-то и хотелось.
Уверенность немного поколебалась, когда вошли в комнату. Окно, через которое Михаил тайком вытащил Иваныча, так и осталось открытым. На легком сквозняке трепетала тонкая занавеска. Казалось, с улицы кто-то внимательно наблюдает за нами. Я сразу пожалела о коромысле. Наташка хорошо с ним смотрелась, мне это нисколько не мешало, зря баба Нюша его отняла. А вот оторванную мною дверную ручку так при себе и держит. В принципе, правильно. Не коромысло, конечно, но задействовать ее в качестве метательного орудия можно.
— Еще не хватало бояться не знамо кого в собственном доме, — заявила баба Нюша, убеждая в этом и себя, и нас.
Само собой, мы поддакнули, но перешагнуть порожек и войти в комнату, освещаемую только слабеньким ночничком, никто не решался. Я проявила инициативу, предложив порадоваться отсутствию перегородки. Без нее вся комната на виду, кроме нескольких не очень проблемных мест — круглого стола, накрытого скатертью, свешивающейся до пола, и угла у окна. Прямо за диваном, ранее занимаемым Иванычем. Порадовались единогласно, после чего баба Нюша зафитилила дверную ручку точнехонько в темный угол, сопроводив бросок немного запоздавшим требованием: «Вылезай, а то убью!» Отозвалась одна ручка, звякнувшая дважды — при стыковке с чем-то и последующим приземлением. Ясности не было. То ли и вправду метательница кого-то убила или серьезно покалечила, то ли там просто никто не прятался.