Гордость и гордыня

Остин Джейн

Она уже узнала, что леди Кэтрин все еще не отбыла в столицу, о чем было вновь упомянуто за обедом, когда мистер Коллинз, присоединившись к ним, объявил:

— Да, мисс Элизабет, вы будете иметь честь увидеть леди Кэтрин де Бэр в ближайшее воскресенье в церкви, и мне незачем упоминать, каким восторгом вы преисполнитесь. Она — сама благосклонность и снисходительность, и я не сомневаюсь, что после окончания службы она удостоит вас частичкой своего внимания. Я могу без колебаний сказать, что она будет включать вас и мою сестру Марию в каждое приглашение, которым почтит нас, пока вы будете гостить тут. Ее обхождение с моей любезной Шарлоттой — само очарование. Мы обедаем

в Розингсе дважды в неделю, и нам никогда не приходится возвращаться домой пешком. Для нас закладывают экипаж ее милости. Мне следовало бы сказать «один из экипажей ее милости», ведь у нее их несколько.

— Леди Кэтрин поистине весьма почтенная и умная дама, — добавила Шарлотта. — И внимательнейшая из соседок.

— Совершенно верно, моя дорогая, это самое я и говорю. Она принадлежит к тем знатным особам, перед которыми следует благоговеть.

Вечер прошел главным образом за обсуждением хартфордширских новостей, в рассказах о том, о чем уже писалось, а когда он подошел к концу, Элизабет в уединении своей спальни могла поразмыслить над тем, насколько Шарлотта довольна своей жизнью, как умело она управляет мужем, с каким спокойствием терпит его, и отдала должное подруге. Кроме того, она попробовала представить себе, как пройдет ее визит: тихие приятные занятия, докучные вторжения в них мистера Коллинза и развлечения, ожидающие их в Розингсе. Ее живое воображение быстро нарисовало самые убедительные картины.

На следующий день, вскоре после полудня, когда она переодевалась у себя в комнате для прогулки, внезапно какой-то шум внизу словно вверг весь дом в смятение. Она прислушалась и вскоре услышала, как кто-то стремглав бежит вверх по лестнице и громко зовет ее. Она открыла дверь и увидела на площадке Марию, которая, задыхаясь от волнения, вскричала:

— Ах, милая Элиза! Поспешив столовую. Оттуда ты увидишь такое! Нет, я не скажу тебе что! Поторопись! Спустись поскорее!

Элизабет напрасно задавала ей вопросы, Мария не пожелала ничего ей больше сказать, и они вдвоем вбежали в столовую и прильнули к окну, выходившему на дорогу, чтобы увидеть обещанное диво. У садовой калитки стоял низенький фаэтон, и в нем Элизабет узрела две женские фигуры.

— И все? — воскликнула она. — Я уж подумала, что в сад забрались свиньи, а это всего лишь леди Кэтрин и ее дочь!

— Душечка, — сказала Мария, возмущенная подобной ошибкой. — Это не леди Кэтрин. Старуха — миссис Дженкинсон, которая живет у них. А вторая — мисс де Бэр. Нет, ты только посмотри на нее. Она же просто карлица. Кто бы мог подумать, что она такая тощенькая и так мала ростом!

— И она нестерпимо груба, если заставляет Шарлотту стоять на таком ветру! Почему она не зашла в дом?

— Шарлотта говорит, что в дом она заходит очень редко. Если мисс де Бэр переступает их порог, это величайшая честь.

— Мне нравится ее наружность, — сказала Элизабет, вдруг подумав совсем о другом. — Она выглядит болезненной злючкой. Да, она будет ему отличной парой. Именно та жена, которая ему нужна.

Мистер Коллинз и Шарлотта вместе стояли у калитки, беседуя с мисс де Бэр и ее спутницей. A сэр Уильям, к большому удовольствию Элизабет, застыл в дверях, созерцая воплощение знатности в фаэтоне и кланяясь всякий раз, когда мисс де Бэр обращала взгляд в его сторону.

Наконец все было сказано, фаэтон покатил дальше, а сэр Уильям, его зять и дочь вернулись в дом. Едва мистер Коллинз увидел Элизабет с Марией, как начал поздравлять их с великим счастьем, выпавшим на их долю. Затем Шарлотта объяснила, что все они приглашены к обеду в Розингс на следующий день.

Глава 29

Это

приглашение довершило триумф мистера Коллинза. Его заветным желанием было самому представить своим пораженным гостям величие и роскошь, окружающие его покровительницу, дать им своими глазами увидеть, сколь она любезна с ним и с его супругой. То, что случай для этого представился так незамедлительно, явилось знаменательнейшим примером снисходительности леди Кэтрин, и он не находил слов для изъявления своего восторга.

— Признаюсь, — сказал он, — меня бы не удивило, если бы в воскресенье ее милость пригласила нас на чай, с тем чтобы мы провели вечер в Розингсе. Зная ее доброту, я был в ожидании, что это произойдет. Но кто бы мог предвидеть знак внимания, подобным этому? Кто бы мог вообразить, что мы получим приглашение отобедать там (и приглашении всем нашим гостям!) на другой же день после вашего приезда?

— Я менее удивлен тем, что произошло, — ответил сэр Уильям, — так как благодаря моему положению в обществе мне известны истинные манеры великих мира сего. При дворе такие примеры светской благовоспитанности не так уж редки.

До конца дня и все следующее утро разговоры шли почти только о предстоящем визите в Розингс. Мистер Коллинз подробно объяснял все, что им предстояло увидеть, дабы зрелище подобных апартаментов, бесчисленность слуги великолепие обеда не заставили их совсем уж онеметь от изумления.

Когда они расходились, чтобы переодеться, он сказал Элизабет:

— Дражайшая кузина, пусть мысль о вашем туалете вас не смущает. Леди Кэтрин отнюдь не требует от нас том элегантности, какая пристала ей и ее дочери. Я посоветовал бы вам надеть то платье, которое наряднее остальных, более ничего не требуется. Леди Кэтрин не подумает о вас хуже из-за простоты вашей одежды. Она предпочитает, чтобы внешность отвечала положению людей в обществе.

Пока они одевались, он два-три раза подходил к дверям их комнат, прося поторопиться, ибо леди Кэтрин весьма не любит, когда ее заставляют ждать с обедом. Такие грозные описания характера и образа жизни ее милости совсем перепугали Марию Лукас, не привыкшую бывать в свете, и она думала о предстоящем визите в Розингс почти с тем же трепетом, как ее папенька — о своем представлении ко двору.

День выдался прекрасный, и они совершили приятную прогулку в полмили по парку. Любой парк обладает своей прелестью, своими красотами, и Элизабет многое понравилось, хотя она не пришла в тот восторг, какого ожидал мистер Коллинз, и на нее почти никакого впечатления не произвело перечисление окон на фасаде, каким он ублажил их, как и сообщение, во что их застекление обошлось в свое время сэру Льюису де Бэру.

Пока они поднимались по ступеням крыльца, ужас Марии возрастал с каждым шагом, и даже сэр Уильям не совсем сохранил спокойствие. Элизабет же ничуть не утратила присутствия духа. Из того, чего она наслышалась о леди Кэтрин, ничто не указывало на особые, внушающие трепет достоинства или необыкновенные добродетели, а величественность, которую придают деньги и родовитость, никакого страха ей не внушала.

Из передней, где мистер Коллинз не замедлил с восторгом указать им на гармонические пропорции и изысканные украшения, лакеи проводили их в гостиную, где сидели леди Кэтрин, ее дочь и миссис Дженкинсон. Ее милость поднялась им навстречу с величайшей снисходительностью, а так как миссис Коллинз заранее убедила мужа, что церемонию представления следует поручить ей, все приличия были соблюдены без извинений и излияния благодарностей, которые счел бы необходимыми он.