Гордость и преступление
Шрифт:
– Наверное, целоваться с курильщиком тебе не очень-то нравится…
– Вообще-то нет, – согласилась Вика, – однако в твоем случае я сделаю исключение!
Их губы снова слились воедино, и Вика хотела, чтобы этот момент никогда не заканчивался. Ей было так хорошо, так приятно, так великолепно.
Внезапно дверь для эвакуации от пожара, тихо скрипнув, открылась, Вика отпрянула от молодого человека и, чуть повернувшись, заметила физиономию бритоголового атлета, который с нескрываемым удивлением и даже
– Кажется, за тобой пришли, – произнесла Вика.
Еще до того, как бритоголовый тип что-то промолвил, Питер решительно заявил, что сейчас вернется, и исчез за дверью клуба.
Вика, прислонившись к стене, закрыла глаза. Да, ей было хорошо, как еще никогда в жизни. Питер явно умел целоваться, однако дело было не в этом. А в том странном щемящем чувстве, которое, возникнув где-то в солнечном сплетении, распространялось все дальше и дальше.
Вика открыла глаза, словно стряхнув с себя наваждение. Она посмотрела на металлическую дверь, которая все не открывалась. Питер был где-то в клубе, он обещал вернуться с минуты на минуту.
Если, конечно, вообще намеревался вернуться.
Да, было хорошо, однако это «хорошо» не стоит затягивать, тем более что оно уже не повторится. Вика не хотела, чтобы все завершилось самым банальным образом: оказаться в постели с Питером, а потом после, вероятно, жаркой и бурной ночи расстаться, причем в этот раз навсегда, не входило в ее планы.
Дело не в том, что Питер не привлекал ее. Как раз наоборот – он ей нравился, даже очень. Ведь, как она понимала…
Ведь она в него влюбилась!
Только вот что в этом, скажите на милость, было хорошо? Втюрилась в молодого бородатого британского аристократа, барона Питера Ренфрю, к тому же, судя по всему, моложе ее.
И чем это закончится?
Поцелуями, а затем обжиманиями у черного хода в самый крутой лондонский клуб, затем – в этом она не сомневалась – отличным сексом то ли в ее отеле, то ли на квартире Питера, а может быть, и в его родовом поместье под Лондоном, а затем…
А затем они расстанутся. Или она ожидала чего-то еще, например, перезвона свадебных колоколов?
Вика глубоко вздохнула и произнесла вполголоса:
– Спасибо за то, что уже было, и за то, чего не было. Не надо терять голову, девочка. Ты можешь пуститься во все тяжкие, только расставаться-то придется все равно. Так какой смысл разрушать самый прелестный момент твоей жизни, отправляясь с ним к тебе в отель и к нему в родовое поместье?
Вот именно, никакого. Безусловно – отчего-то в этом сомнений не было, – все и там, у нее в отеле, или в родовом поместье Питера будет на высшем уровне, только…
Только после ночи любви всегда последует утро расставания, а это значит, все волшебное очарование разом пройдет, и карета превратится в тыкву, а кучер в крысу.
А она сама останется у
Вика посмотрела на дверь еще раз, словно ожидая, что та распахнется и Питер, как обещал, вернется к ней.
Нет, не словно – она действительно ожидала, тогда бы у нее не было возможности уйти.
Однако дверь не открывалась, и девушка вздохнула. Что же, прошло уже не менее пяти минут с тех пор, как его забрал с собой бритоголовый тип. И все, что только можно было с ним выяснить, Питер давно мог уже выяснить. И вернуться к ней.
Если только…
От осознания этого ей стало больно – физически больно. Питер и не намеревался возвращаться. С самого начала не намеревался. И, кто знает, случайно ли появился тут бритоголовый, или он всегда, как чертик из табакерки, появляется тогда, когда Питеру необходимо под благовидным предлогом улизнуть.
Вика, оторвавшись от стены, опять взглянула на дверь. Она еле удержалась, чтобы не подойти к ней и не дернуть за ручку. Все равно закрыта.
Вот именно закрыта – доступа в этот мир, мир Питера, у нее не было. Точнее, она побывала в нем, и то благодаря тому, что в клубе праздновала свой девичник будущая виконтесса Грейсток, но надо быть реалисткой: ни к чему хорошему это не приведет.
Да и не надо, чтобы вообще к чему-то приводило. Потому что Питер вернулся к своему принцу и юной герцогине, праздновавшей день рождения, а она через считаные дни вернется в Питер, к своему бизнесу, книгам о путешествиях во времени и к бегу по утрам вдоль Невы.
Каждому, как говорится, свое.
Но отчего на сердце так тяжело?
Вика решительно зашагала прочь. Как и тогда, в Гайд-парке, ее подмывало обернуться, чтобы посмотреть, не вышел ли из клуба Питер…
Собрав всю волю в кулак, она не сделала этого и даже бросилась бежать, словно боясь, что за ней гонятся.
Хотя никто за ней не гнался.
И только через какое-то время вспомнила, что снова забыла спортивные перчатки и наушники – на этот раз на асфальте перед черным выходом. Питер наверняка подумает, что она забыла их нарочно, дабы он прислал их забывчивой девушке экспресс-почтой.
А ведь все вышло случайно!
Или нет?
Возвращаться она не будет: это Вика знала твердо. Если пришлет экспресс-почтой, значит, пришлет. Если нет, следовательно, нет. Только это вот она знала: как его зовут и кто он, а ему было известно только ее имя и фамилия.
Вряд ли он сможет найти ее в Лондоне за то время, пока она находилась здесь. А в понедельник Вика уже улетит в Питер.
И все, ее лондонские каникулы закончатся.
Вика брела по полным людей улицам Сохо, чувствуя, что ей хочется разрыдаться. И только невероятным усилием воли она заставила себя не сделать этого.