Гордость нации
Шрифт:
– - Ну вот то-то. Ступайте!
– - Ты Иван Косолапов?
– - Я, господин урядник!
– - На гармонии, говорят, играешь?
– - Это мы с нашим вдовольствием.
– - А-а-а... "С вдовольствием"? Вот же тебе, паршивец!
– - Господин урядник, за что же? Нешто уж и на гармонии нельзя?
– - Вот ты у меня узнаешь "вдовольствие"! Я вас, мерзавцев, всех обнаружу. Ты у меня заиграешь! А климатологией занимаешься?
– - Что вы, господин урядник? Нешто возможно?
– - А кто же у вас тут климатологией занимается?
– - Надо быть, Игнашка Кривой к этому делу причинен. Не то он конокрад, не то это самое.
– - Взять Кривого. А тебя, Косолапов, буду держать до тех пор, пока всех сообщников не покажешь.
– - Ты -- Кривой?
– - Так точно.
– - Климатологией занимался?
– - Зачем мне? Слава богу, жена есть, детки...
– - Нечего прикидываться! Я вас всех, дьяволов, переловлю! Песни пел?
– - Так нешто я один. На лугу-то запрошлое воскресенье все пели: Петрушака Кондыба, Фома Хряк, Хромой Елизар, дядя Митяй да дядя Петряй...
– - Стой не тарахти! Дай записать... Эка, сколько народу набирается. Куда его сажать? Ума не приложу.
Через две недели во второе делопроизводство департамента полиции стали поступать из провинции донесения:
"Согласно циркуляра от 2 февраля, лица, виновные в пении, живописи и климатологии, обнаружены, затем, после некоторого запирательства, изобличены и в настоящее время состоят под стражей впредь до вашего распоряжения".
Второй Фуке мирно спал, и грезилось ему, что второй Лафонтен читал ему свои басни, а второй Мольер разыгрывал перед ним "Проделки Скапена".
А Лафонтены и Мольеры, сидя по "холодным" и "кордегардиям" необъятной матери-России, закаивались так прочно, как только может закаяться простой русский человек.
Витязи
Это было как раз на другой день после выхода из национального всероссийского клуба М. Суворина, А. Столыпина, А. Демьяновича и Ал. Ксюнина.
За столом в одной из комнат клуба сидели оставшиеся члены и, попивая сбитень, мирно беседовали.
– - А и тошнехонько же тут, а и скучнехонько же, добрые молодцы, -- заметил граф Стенбок.
– - Ой, ты гой еси, добрый молодец, -- возразил барон Кригс.
– - Не тяни хоть ты нашу душеньку. Не пригоже тебе тако делати...
Один рыжий националист вздохнул и сказал:
– - О, это, гой еси, по та пришина, что русский шеловек глюп! Немецки шеловек устроил бы бир-галле мит кегельбан, и было бы карашо.
– - Тощища, гой, еси. А что, добры молодцы, может, телеграмму приветственную Плевицкой спослать?
– - А по какому случаю? Вчера ведь посылали.
– - Да так послать. А то что ж так сидеть-то?
– - Не гоже говоришь ты, детинушка. Просто надо бы концерт какой-нибудь устроить.
– -
– - Добро! А ежели с танцами, то как!
– - С хороводом, значит, гой еси.
– - О, боже ж, как тошнехонько!
В это время в комнату вошел новый националист.
– - Здравствуйте, господа! Записался нынче я в ваш союз и в клуб. Принимаете?
Барон Кригс встал, поклонился гостю в пояс и сказал, тряхнув пробором:
– - Исполать тебе, добрый молодец.
– - Чего-с?
– - Говорю: исполать.
Гость удивился.
– - Из... чего?
– - Исполать, -- неуверенно повторил барон Кригс.
– - Из каких полать?
– - Не из каких. Это слово такое есть... русское... Мы ж националисты.
– - Какой черт, русское, -- пожал плечами гость.
– - Это слово греческое... Еще поют "Исполайте деспота!".
А не русское? Вот тебе раз.
Барон снова поклонился гостю в пояс и сказал:
– - А и как же тебя, детинушка, по имени, по изотчеству? Как кликати, детинушка, себя повелишь?
– - Какие вы... странные. Меня зовут Семен Яковлевич!
– - А и женат ли ты? А и есть ли у тебя жена красна девица -- душа, со теми ли со деточками-малолеточками?
– - Да, я женат. Гм!.. Что это у вас, господа, такое унылое настроение?
Барон Шлиппенбах покачал головой и сказал:
– - А и запала нам в душу кручинушка. Та ли кручинушка, печалушка. Бегут из того ли союза нашего люди ратные и торговые и прочий народ, сочинительствующий, аще скоро ни одному не остатися. Эх, да что там говорить!.. А и могу ли я гостя дорогого посадити за скатерть самобранную и угостити того ли гостя сбитнем нашим русским.
– - А и угостите, -- согласился гость.
– - А и не почествовати ли гостюшку нашего ковшиком браги пенной?
– - А и ловко придумано.
– - То ли какую марку гость испить повелит?
– - То ли брют-америкен.
– - Дело! Эй, кравчий! А и тащи же ты сюда вина фряжского, того ли брют-америкену.
Подали шампанского. Когда вино запенилось в деревянных ковшах, барон Вурст встал и сказал:
– - Не велите казнить, велите слово молвить!
– - Не бойся, не казним! Жарь дальше.
– - То не заря в небе разгоралася, то не ратные полки на ворога нехрещенного двинулись! То я, барон Вурст, пью за то, чтобы матушка наша Россия была искони национальной и свято блюла те ли заветы старинные! А и крепка еще матушка наша Россия русским духом! А и подниму я свою ендову, выпью ее единым духом за нашу матушку и скажу то ли слово вещее: канун да ладан...
– - То ли дурак ты, братец. При чем тут канун да ладан?.. Раз немец, не суйся говорить. Нешто это к месту?
– - Милль пардон! Я что-то, кажется, действительно... А это, знаете, так красиво: канун да ладан! Ма foi!