Гордячка
Шрифт:
Изумрудно-зеленые глаза девушки недоверчиво взглянули на распорядителя. Тот в ответ мягко улыбнулся:
– Его величество владеет такими богатствами, какие и не снились вашей королеве, да простится мне такое сравнение.
– А вот те башни? – спросила Сэйбл указывая на минареты за кипарисовой рощей, окаймляющей дальние сады.
– Там находятся бани. Вы знакомы с турецкими банями, ваша милость?
Девушка отвела взгляд; на ее щеках появился очаровательный румянец, и грек, конечно же, заметил это. Хотя его разбирало любопытство,
– За банями находится Кафес, что в переводе на английский означает «клетки». Там султан держит своих наследников, обычно приговариваемых к пожизненному заключению, чтобы они не плели против него заговоров. Эти негодяи даже не знают, что происходит на свете, за пределами их тюремных камер.
Сэйбл пробрала дрожь:
– А других заключенных там тоже держат?
Никко Триманос нахмурился:
– Других?
Она кивнула и попыталась скрыть свое волнение:
– Возможно, политические заключенные или иные, кто виновен в преступлениях против государства…
– А, конечно, Кафес предназначен не только для наследников султана. Но никто не знает, сколько заключенных там содержится в данный момент. Видите вон того человека?
Сэйбл посмотрела в указанном направлении и увидела человека в пышном восточном одеянии. На нем был бархатный кафтан, и на пальцах его сияли дорогие каменья, но внимание девушки привлекли черные глаза, горевшие, как уголья, на его худощавом лице. Занятый оживленной беседой с другими придворными в уединенной нише, он не замечал ее любопытного взгляда.
– Это Махмуд Недим паша, великий визирь, – пояснил Никко Триманос. – Он – фаворит султана и потому пользуется особыми привилегиями, каковых не имеем мы, остальные придворные. Одна из этих привилегий – это право заключать в тюрьму тех, кто ему не по душе, и я даже не представляю, скольких людей он заковал в железо. Некоторые из них виновны лишь в том, что проявили к нему неуважение, – добавил Никко.
– Значит, всех заключенных держат именно в Кафесе?
– О, там только те, кому повезло! – едва заметно улыбнувшись, ответил распорядитель. – Насколько мне известно, им там живется неплохо. У них личные апартаменты, служанки, исполняющие малейший их каприз… – Никко осекся. – Простите меня, ваша милость, но это не самая приятная тема для беседы. Вы должны простить меня, временами я не очень учтив.
– Что вы, что вы! – запротестовала Сэйбл. – Я очень благодарна вам за интересный рассказ.
Грек весело рассмеялся:
– Поверьте, это самый приятный комплимент, полученный мною за долгие годы. Это я благодарен вам, ваша милость, позвольте вас заверить. А теперь, если разрешите, я буду счастлив проводить вас на ужин, хотя должен предупредить: вам этот ужин покажется довольно необычным.
– Мне сказали, что я должна быть готова ко всему, – призналась Сэйбл откровенно, и распорядитель снова покатился со смеху.
– В сущности, все будет как обычно, – пообещал он. – Но
Впоследствии Сэйбл должна была признать, что Никко Триманос оказался прав. Ей не могло даже присниться, что она будет присутствовать на роскошном пиршестве в зале, сверкающем зеркалами и хрусталем, и что перед едоками будут выступать полунагие танцовщицы, исполняющие танец живота.
Кушанья подавали в золотой посуде, напитки пили из бокалов, украшенных драгоценными каменьями. Временами, пораженная видом и вкусом подаваемых деликатесов, Сэйбл даже забывала о той важной и опасной миссии, которая привела их во дворец султана. И хотя Морган и Джек сидели далеко от нее, она не могла пожаловаться на недостаток внимания со стороны окружавших ее мужчин, по большей части европейцев и турок, довольно прилично изъяснявшихся на ее родном языке.
Но затянувшееся пиршество в конце концов утомило ее, и девушка была не прочь поскорее вернуться на судно.
Армия бессловесных служителей вносила одно блюдо за другим, причем каждое последующее было вкуснее предыдущего. Сэйбл решила отдать должное креветкам, обжаренным в лимонном соусе, но затем выяснилось, что за креветками последовали дичь, баранина и разные виды жаркого. На десерт подали шарики из кокосовой стружки и засахаренные фрукты, но Сэйбл, пресытившаяся сладким коктейлем, который подавали в охлажденных бокалах, была вынуждена отказаться от десерта.
Когда она наконец встала из-за стола, то слегка пошатывалась, но, к счастью, никто этого не заметил. Большинство гостей ушли в приемный зал, а остальные разделились на небольшие группки, оставив Сэйбл в одиночестве.
– Значит, о вас позабыли, моя прекрасная леди! Какой стыд! Неужели нашлись идиоты, которые оставили вас одну?
Она облегченно вздохнула, услышав знакомый голос капитана. Он улыбнулся, увидев, как вспыхнули ее щеки, и крепко взял девушку за руку.
– Похоже, леди малость подвыпила, Джек. Что из этого следует?
Первый помощник, от которого также разило спиртным, усмехнулся:
– То, что с нее нельзя было спускать глаз, кэп!
– Можете мне поверить, я так и делал, – заверил его Морган.
– Мы не могли бы вернуться на судно? – спросила Сэйбл. – Мне нехорошо.
– А мне показалось, будто вы рассказывали, что это ваш брат постоянно переедает на приемах, – подшучивал Морган.
Чувствуя удивительное спокойствие теперь, когда он находится рядом, Сэйбл, даже с удовольствием подыгрывая ему, выполняла ритуал обмена любезностями. Когда подошло время прощаться, Никко Триманос и Ахмун Саид пошли проводить их через наружные переходы, и Сэйбл, уже сидя на носу шлюпки, словно сквозь сон видела прощание с ними.