Гордячка
Шрифт:
– Простите, малышка! – хрипло сказал он. – В вашем письме говорилось об этом, но мне хотелось услышать всю правду от самого капитана Кэри.
Моргану стало смешно, когда он увидел, как стремительно русский превратился из обезумевшего быка в послушного, вертящего хвостом пса. Было очевидно, что он обожает Сэйбл, и внезапно у Моргана полегчало на душе, когда он понял, что этот офицер ему не враг.
– Мне понятны ваши сомнения, сэр, – сердечно сказал он. – В обычных обстоятельствах я без колебаний вернул бы леди Сен-Жермен в Танжер. Однако ее состояние внушало опасение, а моя миссия в Стамбуле была настолько
Смягчившись, Дмитрий протянул ему руку, и напряженная атмосфера рассеялась. Но Моргану было ясно, что, несмотря на внешнюю любезность, русский ему не доверяет, но его это не обидело. Напротив, будь это иначе, он сам бы потерял в какой-то степени уважение к капитану.
– Вы не захватили с собой Неда? – спросила Сэйбл, и Морган заметил, с каким пылом был задан этот вопрос.
Дмитрий с сожалением помотал головой:
– Мы с ним решили, что ему лучше остаться, а вдруг бы вы вернулись в тот момент, когда мы находились в поисках. Но у меня есть другой сюрприз, – добавил он с довольной усмешкой, – со мной Флер.
– Флер?! – воскликнула Сэйбл, придя в восторг оттого, что вновь увидит старшую дочь Дмитрия, ближайшую свою подругу.
– Угу, малышка! Жаклин пришлось остаться дома, так как она ждет еще одного ребенка, поэтому Флер согласилась поехать вместо нее. – На его лице появилось грустное выражение. – Я старый человек, но все равно даю потомство, как молодой бычок. Сколько же у меня, выходит, всего детей, Сэйбл? Шесть? Семь?
– Девять, а с тем, который в перспективе, – десять, – подсказала Сэйбл, и на ее щеках появились ямочки. При этом следует сказать, что трое из них, включая Флер, были детьми Жаклин от первого брака, но Дмитрий сердечно принял трех дочерей темноволосой вдовы из Французской Гвианы и обращался с ними, как со своими собственными.
– Может быть, побеседуем в моей каюте? – вмешался Морган. Его встревожили явная привязанность Сэйбл к Дмитрию и выражение ее глаз, когда она говорила с ним о людях, с которыми Морган совершенно не был знаком.
Дмитрий всплеснул руками.
– Да что вы, нам больше не о чем говорить! – искренне воскликнул он. – Я заберу леди Сэйбл на «Звезду Востока», как только она соберет свои пожитки, а вы можете спокойно продолжать плавание по своему курсу.
Не замечая убийственной тишины, воцарившейся после его заявления, он, весь сияя, обратился к девушке:
– Вас ждет ваша старая каюта и Эван Флетчер, который будет вас обслуживать. Как только мы придем в Танжер, захватим Эдварда и направимся в Нортхэд. Это вас устроит или нет? – Последнее слово он произнес по-русски.
Сэйбл кивнула, но при этом ее глаза смотрели в пол, и никто, включая Дмитрия, стоявшего с ней рядом, не заметил ее опустошенного взгляда.
– Капитан Кэри, вы не будете так любезны послать кого-нибудь за вещами леди Сэйбл? – улыбаясь, продолжал Дмитрий, не понимая, почему все собравшиеся вокруг них матросы вдруг явно озлобились против него. Чем быстрее он заберет Сэйбл, решил он, тем будет спокойнее. Он не придавал значения тому, что Эдвард Сен-Жермен настойчиво убеждал его в том, что Морган Кэри – человек чести и он наверняка прекрасно обращается с Сэйбл, так же, по словам молодого человека, полагает и их отец, сэр Чарльз. Но Дмитрий почему-то не доверял надменному англичанину и стремился
– Я дам указание стюарду собрать вещи, ваша милость, – с непостижимо отчужденным выражением лица – сама любезность – сказал Морган.
Сэйбл подняла голову и окинула его холодным взглядом. Никто, даже сам Морган, не мог бы догадаться, как она страдает, ибо Сэйбл научилась у него не только любви, но и мужеству.
– Это лишнее, – отчеканила она. – У меня так мало вещей, что я сама в два счета соберу их.
– Как изволите, – ответил Морган и, кивнув Дмитрию так коротко, что это граничило с оскорблением, повернулся на каблуках и отошел.
Глава 14
Звонкий, восторженный детский смех побудил Рэйвен Сен-Жермен, графиню Монтеррей, подойти к окну гостиной. Когда она посмотрела из окна на залитый солнцем сад, улыбка тронула ее губы, а золотистые глаза заблестели от удовольствия. Смеялся Лайм, который в эту минуту визжал оттого, что два пузатых щенка, которых он вовлек в игру, прыгали на него, возбужденно тявкая. Рэйвен лишь покачала головой, увидев, как один щенок схватил своими острыми, как бритва, зубами рукав Лайма и разорвал его, но Лайм как бы не заметил этого. Казалось, он был просто счастлив, кувыркаясь в пахучей траве с поистине щенячьим энтузиазмом.
Выражение лица Рэйвен смягчилось, когда она заметила Сэйбл, которая, расправив юбки на траве, сидела под ветвями каштана. Дочь поглаживала шелковистые уши щенка, забравшегося к ней на колени; ее голова была низко наклонена, но под низко опущенными полями соломенной шляпы дочери было видно ее лицо – она улыбалась, и ямочки обозначились на ее щеках.
При виде улыбки девушки у графини стало теплее на душе. Слишком часто после ее недавнего возвращения из Танжера она замечала, что дочь молча грустит. У Рэйвен защемило сердце при воспоминании о том, что переживала дочь, пока ее родители находились в блаженном неведении. Рэйвен не могла забыть об охватившем ее ужасе и неистовой ярости Чарльза, когда по возвращении детей из Африки Эдвард рассказал родителям правду о несчастье, приключившемся с Сэйбл.
Суровым тоном, какого Рэйвен еще не знала у мужа, граф потребовал объяснений, почему сын ничего не сообщил ему, как только это произошло. Эдвард гордо расправил плечи, и в тот момент Рэйвен впервые поняла, как ее старший сын похож на Чарльза. Он совершенно спокойно заявил, что таково было его решение, поскольку он посчитал, что Сэйбл попала под опеку сэра Моргана Кэри, которого все они прекрасно знают и которому доверяют. А учитывая состояние прикованного к постели отца, Эдвард решил умолчать о случившемся, – ведь на борту корабля сэра Моргана сестра находилась в полной безопасности.
– Я ведь знаю, что иначе ты обязательно отправился бы за ней, отец! – мрачно заключил он. – И вполне возможно, что, встав с постели раньше предписания врача, еще сильнее повредил бы позвоночник!
Графу пришлось признать, что сын прав, и хотя выражение лица сэра Чарльза оставалось суровым, Рэйвен заметила в его глазах цвета морской волны блеск, свидетельствовавший о восхищении поступком сына. Гнев графа, кроме того, в определенной степени остудило присутствие Дмитрия, и Рэйвен очень жалела, что Дмитрий и Флер так быстро уехали от них на Барбадос.