Горе мертвого короля

— А ты уверен, Александер, что тебе так уж этого хочется? Несколько часов толкаться в толпе, в снег, в такую стужу, поморозить руки-ноги и вернуться несолоно хлебавши, потому что и увидеть-то ничего не

удастся? Уверен?

— Уверен, мама, и потом, Бриско же будет со мной. Ты ведь идешь со мной, а, Бриско?

В доме Йоханссонов было еще темно. Только-только забрезживший рассвет процеживался сквозь запотевшие стекла маленького окошка. За длинным общим столом два взъерошенных, совсем еще заспанных мальчика сидели рядом в совершенно одинаковых позах: голова ушла в плечи, ладони охватывают дымящуюся кружку с молоком. Мать, стоя у плиты, оглянулась на них, очередной раз улыбнувшись тому, как они даже невольно копируют друг друга. Это была красивая молодая женщина, спокойная и ясная. Волосы у нее были забраны под завязанную сзади косынку, из-под которой выбилось несколько белокурых прядей.

— Ты правда хочешь пойти, Бриско?

— Если Алекс пойдет, то и я… — буркнул тот, что покруглее, не поднимая кудрявую голову от кружки.

— Видишь, мам, он хочет! — подхватил другой.

Женщина, давно привыкшая к нерушимой солидарности своих мальчиков, улыбнулась и принялась переворачивать ломтики ячменного хлеба, уже подрумянившиеся с одной стороны на раскаленном чугуне плиты. Под чугунной пластиной за стеклянной дверкой плясало пламя. Просторный открытый очаг в противоположном конце залы был еще не разожжен.

— Ладно, — чуть помедлив, сказала мать, — идите, я разрешаю, только обещайте не отходить друг от друга и хорошо себя вести.

— Мама!.. — вздохнул Алекс с утомленно-досадливым видом человека, сто раз уже слыхавшего все те же совершенно излишние наставления.

— Я знаю, вы уже вполне разумные, — поправилась та, — но сегодня, имейте в виду, не праздник. Все горюют. Так что не бегать, не орать — договорились?

— Договорились… — ответил за обоих Алекс.

Вообще-то молодая женщина была рада, что сын показал себя таким решительным. Когда они с мужем вернулись под утро, Алекс, едва их увидел, пожелал узнать, «как там было», и твердо вознамерился тоже пойти. Ничто его не поколебало — ни обещанный мороз, ни предстоящее долгое ожидание.

— Да что там для тебя интересного? — спрашивали его. — Почему тебе так хочется идти?

— Ну, я же хочу тоже попрощаться с королем, — заявлял он в ответ. — Я его очень любил.

Мать-то догадывалась, в чем дело. Он хотел видеть короля — это само собой, но главное — он хотел видеть мертвого короля. Он еще никогда не видел мертвых. А тут такой исключительный случай! Родители, когда вернулись, сами говорили: «У него такое умиротворенное лицо, как будто спит… такой красивый…» «Так что, — думал Алекс, — я

смогу приобрести этот опыт — увидеть настоящего покойника — и не расплачиваться за него страхом. Кругом будет полно народу, и все это на улице, а не в какой-нибудь там темной комнате, и Бриско со мной».

Мать не боялась отпускать двух десятилетних мальчишек одних. Она не раз убеждалась в их осторожности и находчивости. Оба знали город как свои пять пальцев, до малейшего закоулка. Бегали они быстро, а в случае какой-нибудь опасности умели так спрятаться, что их никто бы никогда не нашел. Она сняла ломти хлеба с плиты и намазала их маслом, потом взяла каминные щипцы и вынула из топки четыре плоских камушка, которые завернула в тряпки и сунула в рукавицы, висевшие на гвозде у двери.

— И не болтайтесь потом по улицам. За ночь еще похолодало. Я не хочу, чтоб вы обморозились.

Никогда за всю свою жизнь мальчики не видели в городе столько народу. Едва они свернули со своей улочки за угол, их подхватил людской поток, стекавший к Главной площади. Они отдались течению, дивясь тому, что все так неузнаваемо на таких знакомых улицах. Им ничего не было видно, только спины, зады, ноги и, если запрокинуть голову, — белое небо.

Но больше всего поражала тишина. Люди шли, не переговариваясь, разве что вполголоса. Ни окликов, ни возгласов. Только приглушенный шум шагов и дыхания.

Где-то на полпути мальчики взобрались на невысокую стенку, а с нее — на чей-то подоконник. Оттуда, сверху, им открылось ошеломляющее зрелище заснеженной Главной площади. Словно картина какого-то живописца, огромная, далекая и безмолвная, но картина движущаяся. Несметная толпа медленным шагом продвигалась между деревянными загородками, образуя нескончаемую змею, раз двадцать обвивающуюся вокруг себя.

— Это не на один час! — вздохнул Бриско.

— Посмотрим, — сказал Алекс. — Может, нас пропустят?

Четверть часа спустя они заняли место в нескончаемой очереди, обмотанные шарфами, упрятав руки в карманы, грея пальцы о горячие камушки, готовые отстоять сколько понадобится.

Они были не так уж похожи друг на друга. Бриско, кудрявый крепыш, был шире в кости, плотнее. Только выражение глаз немного противоречило этому впечатлению силы. В них светилась трогательная детская доверчивость.

Алекс был тоньше, легче. Короткие темные волосы падали ему на лоб. И если кого-то из двоих можно было считать беспокойным, то скорее его. При этом у обоих — тот же рост, та же манера смотреть на все вокруг с ненасытным любопытством. Но главное — оба повиновались одному рефлексу: держаться рядом, чтоб можно было коснуться, чтоб все время чувствовать друг друга. У них это выходило самой собой, неосознанно, им даже взглядами не надо было обмениваться — как будто их связывала какая-то невидимая нить.