Горе от богатства

Пембертон Маргарет

Был ранний вечер, Маура вышла на крыльцо, посмотрела на раскинувшуюся перед домом лужайку, на выгоны за ней, на синеющие вдали горы. В том, что произошло в Китайской гостиной, Виктор Каролис был виноват сам. Его вмешательство в переписку Александра и Дженевры просто возмутительно. Он поступил так жестоко, солгав Дженевре и ее отцу о помолвке Александра и распустив эту ложь по всему городу, что Мауре становилось нехорошо, когда она начинала об этом думать.

Она спустилась по широким и низким каменным ступеням на подъездную аллею, пересекла ее и пошла через лужайку ближайшему выгону. В который раз она подумала о Дженевре Гудзон. Александр однажды сказал

Мауре, что они с Дженеврой обязательно понравились бы друг другу. Из того, что Маура услышала от него о Дженевре, ей нетрудно было поверить в это. Но Дженевра умерла, убежденная, что Александр ее разлюбил. Маура знала, что она не была бы сейчас женой Александра, не умри Дженевра, и все же искренне жалела девушку. Дженевра любила Александра, а Маура хорошо знала, что это значит. «Интересно, Дженевра тоже забавлялась всякий раз, когда Александр начинал дуться, как ребенок?» – подумала Маура. Она улыбнулась при воспоминании, что с тех пор, как вернулся домой, Александр с чувством говорил о своем желании записаться добровольцем. Он явно переигрывал, будто заупрямившийся подросток. И Маура, и Чарли видели, что последнее время Александр вообще ни о чем не думал. Он был безмерно счастлив от того, что вернулся в Тарну, что рядом была Маура.

Любопытный жеребенок потянулся мордой к ее руке. Маура погладила его и пожалела, что не захватила с собой морковку или яблоко.

Были и другие мгновения, когда, например, однажды в спальне Александр посмотрел на нее и признался, что не может простить отца. Его вид вызвал тогда в Мауре почти материнскую нежность. Но чаще он пробуждал в ней далеко не материнские чувства.

При мысли о жарких ночах, которые они провели вместе, Мауре страстно захотелось, чтобы Александр был сейчас рядом. Ей нравилось прикасаться к нему, чувствовать его тело, она любила, когда он прикасался к ней. Любила блеск его черных кудрей, его широкоскулое славянское лицо, красиво очерченные губы. Ей нравилось в нем чувство собственника, с которым он обращался с ней в минуты близости. Маура вспомнила, как искусен Александр в любви, и ее охватило безумное желание, она жаждала, чтобы он овладел ею сейчас же. Когда они бывали вместе, они сливались в одно нераздельное целое, и это было ни с чем не сравнимое ощущение.

Жеребенок разочарованно отошел, не получив лакомства. Маура смотрела ему вслед, ей очень хотелось знать, как отразится ее беременность на их близости, но самое главное – как отнесется к этой новости Александр.

Она повернулась и медленно пошла назад к дому. Маура собиралась сказать Александру, что у них будет ребенок, сразу после отъезда Чарли. Ей хотелось, чтобы они были одни в это мгновение. Но Александр неожиданно уехал, и она не представала теперь, когда увидит его. Могут пройти дни, даже недели. Маура не допускала мысли, что разлука может затянуться надолго. Она была уверена, что после похорон Александр обязательно вернется в Тарну. Через год, в это же время, они уже будут настоящей семьей.

Когда Маура проснулась на следующее утро, пришло известие от Александра.

– Бедняга посыльный, наверное, всю ночь не спал, чтобы доставить письмо как можно быстрее, – сказала Мириам, протягивая ей конверт одной рукой, а кружевной пеньюар другой.

Маура не заметила пеньюара. Александр впервые писал ей. Впервые она увидела свое имя, написанное на конверте его крупным размашистым почерком. Не дожидаясь, пока Мириам подаст ей нож для вскрытия конверта, Маура сломала печать и открыла письмо. Это была всего лишь небольшая записка, написанная торопливо и даже без обращения:

«Я

сглупил, что уехал без тебя. Приезжай немедленно, я хочу, чтобы ты была со мной. Александр».

Эта короткая бесценная записка сказала ей все, что она хотела знать.

– Мы возвращаемся в Нью-Йорк! – Маура в возбуждении спрыгнула с кровати, как девчонка, к большому неодобрению Мириам, которая считала, что леди не пристало так вести себя. – Не теряй времени на сборы. Мне нужно только траурное платье.

Мириам недовольно поморщилась. Среди одежды, купленной в Нью-Йорке, нужных вещей не оказалось. Сначала не оказалось простых туфель, а теперь – траурного платья.

– Придется надеть в дорогу темно-серое платье, мадам, – сказала Мириам, размышляя, успеет ли она отделать его черным бархатом, чтобы платье соответствовало случаю. – Как только мы вернемся в Нью-Йорк, я сразу же приглашу портниху.

Маура налила воду из кувшина в умывальный тазик. Несмотря на скорбную причину, по которой Александру пришлось уехать в Ныо-Иорк, несмотря на три смерти, случившиеся за последние месяцы, Маура чувствовала только радость. Александру плохо без нее. Она нужна ему. Уже вечером они опять будут вместе.

– Надо проследить, чтобы траурный гардероб был элегантным, мадам, – повторила Мириам, помогая Мауре надеть мрачное, еще ни разу не надеванное платье. – На похороны мистера Каролиса соберется вся нью-йоркская знать и вы, как миссис Александр Каролис, будете в центре внимания.

Маура посмотрела на себя в зеркало. В этом сером платье она была похожа на школьную учительницу. Она не знала, сколько ей, как невестке, положено носить траур. Но Александру, как сыну, придется соблюдать траур целый год. Маура надеялась, что на нее этот срок не распространяется. С ее стороны даже кратковременный траур будет лицемерием, поскольку она встречалась с Виктором Каролисом всего лишь раз в жизни и ничего о нем не знает.

– Я буду носить траур по маме и лорду Клэнмару, – вслух сказала она сама себе.

Маура вспомнила могилы любимых ею людей за тысячи миль отсюда, и радость от предстоящей встречи с Александром сменилась искренней печалью. Она даже не знала, кто ухаживает за их могилами, не знала, когда сможет навестить их и положить цветы.

– Я сложила все, что вам может понадобиться, мадам, – сказала Мириам. Она с интересом отметила про себя, что мать Мауры недавно умерла, но не знала, какие отношения связывали Мауру и лорда Клэнмара.

– Тогда поехали. – Маура опять неприлично спешила.

Чем скорее она уедет, тем скорее вернется сюда. Она привыкла к жизни в Тарне, успела полюбить ее. Нью-йоркская жизнь будет совсем непохожа на здешнюю, чутье подсказывало Мауре, что она будет совсем не такой приятной.

Назад в Нью-Йорк Мауру сопровождали только Мириам и молодой посыльный, который привез письмо Александра в Тарну.

– В Нью-Йорке просто кошмар, мэм, – сказал посыльный в ответ на вопрос, который Маура задала просто из вежливости, – большие беспорядки среди негров и ирландцев.

Мириам чуть не поперхнулась, когда он упомянул о соплеменниках Мауры. Прежде чем Мириам успела предупредить его, Маура быстро спросила:

– Беспорядки? Из-за чего?

– Из-за призыва, мэм, – ответил посыльный, польщенный тем, что такая светская дама разговаривает с ним, как с равным. – Ирландцы недовольны. Они говорят, что согласны воевать только ради спасения Союза, но воевать за освобождение рабов не хотят. Ведь эти рабы потом придут на Север и займут рабочие места, на которые рассчитывают ирландцы. На Чарльстон-стрит уже линчуют…