Горец

Флинт Эрик

— Будь я проклят. Действительно верю, что ты искренен, вундеркинд. Не знал, что такие еще остались. Как хорошо ты держишь удар?

Непоследовательность вопроса сбила Виктора с толку.

— А?

— Не важно, — пробормотал Ушер. — Если не знаешь, сейчас выяснишь.

* * *

Следующие полминуты полностью смазались в сознании Виктора. У него остались только фрагментарные воспоминания:

Яростно ревущий Ушер, практически каждое его слово — бранное. Посетители бара, отшатывающиеся подальше. Он сам, парящий в воздухе и приземляющийся на спину. Снова взлетевший — каким-то образом — и летящий

на стол. Искажённое гневом лицо Ушера, продолжающего изрыгать брань.

И больше всего:

Боль, и кулаки Ушера. Большие кулаки. Боже, как же силен этот ублюдок!Попытки Виктора отразить его удары были столь же безнадежными, как попытки котенка разжать челюсти мастиффа.

Но он не терял сознания полностью. И какой-то частью мозга, посреди этого хаоса, понимал, что Ушер на самом деле не пытается убить его. И даже не пытается нанести ему серьезных травм.

И это было хорошо, поскольку после нескольких первых секунд у Виктора не осталось сомнений, что Ушер мог бы стереть его в порошок. Эта часть его репутации, в конце концов, не была выдумкой революционной мифологии. Несмотря на ужас момента, какая-то часть Виктора пела осанну.

Адмирал и посол

Эдвин Юнг был высок и худощав. Форма контр-адмирала Королевского Флота Мантикоры — едва удерживающаяся на грани дозволенного официальными предписаниями после ухищрений и украшательств портного — сидела на нем идеально. Четкие черты лица и длинные, тонкие пальцы вполне завершали образ офицера-аристократа. Как и расслабленная, вальяжная манера, в которой он сидел в кресле за большим столом своего кабинета.

С первого же взгляда кто угодно знакомый с тонкостями устройства мантикорского общества принял бы адмирала за представителя аристократии — и при этом аристократии высокого ранга. Капитан-разведчик, сидевший по другую сторону стола, считал маленький, со вкусом неброский значок, объявлявший о членстве Юнга в Консервативной Ассоциации, на деле совершенно излишним.

Значок, кроме того, нарушал установления Флота, но адмирал явно не беспокоился, что его могут вызвать на ковер за ношение значка с формой. На Земле единственным мантикорским официальным лицом, которое превосходило его рангом, был посол Хендрикс. Так уж случилось, что посол Мантикоры в Солнечной Лиге находился в одной комнате с адмиралом и капитаном, стоя у окна. И так уж случилось, что у посла на лацкане был такой же значок.

Однако глаза капитана разведки были сфокусированы не на значке. Они были сфокусированы на адмиральской шее. Шея была длинной, тонкой и гибкой. В полном соответствии с происхождением и породой адмирала Юнга.

Капитан был вполне уверен, что легко может ее сломать.

Хотя он не стал бы этого делать, разве только в качестве побочного эффекта. Капитан уже обдумал — и отверг — несколько разнообразных способов сворачивания шеи адмиралу. Но все они были слишком быстры. В первую очередь капитан хотел ощутить удовольствие, раздавливая дыхательное горло адмирала, медленно и методично.

В конце концов, конечно же, позвонки треснут. Раздробленные осколки разрушат спинной мозг и докончат дело. Скорее всего слишком быстро, поскольку капитан был невероятно сильным человеком и не мог припомнить, когда бы еще он был в таком гневе. Но…

Капитан сдержал свою ярость. Усилие было достаточно тяжким, чтобы он уловил только несколько

последних слов адмирала, подводящего итог.

— … и я уверен, что вы согласитесь, капитан Зилвицкий. Как только у вас будет шанс подумать в более спокойном и более рациональном состоянии.

Ушами, в которых все еще гремели удары его собственного сердца, капитан услышал голос вступившего в разговор посла:

— Да. Им просто незачем причинять вред вашей дочери, капитан. Как вы сами заметили, это будет из ряда вон выходящим даже для хевов. Как есть, это жестокое и отчаянное деяние выходит далеко за рамки обычной разведывательной работы.

Угловатое тело капитана не шелохнулось в кресле, его мощные ладони продолжали стискивать подлокотники. Только его глаза повернулись, обратив взор на пухлую фигуру посла Хендрикса.

Взгляд капитана лишь на мгновение остановился на двойном подбородке Хендрикса. Он уже пришел к выводу, что слой жира на шее посла ничуть не помешает удавить и его. Однако предпочел бы применить пару-тройку приемов, однозначно запрещенных в спортивной борьбе. Запрещенных не без причины, ибо их применение приводило к повреждениям внутренних органов. По мнению капитана туша Хендрикса выглядела бы гораздо лучше с текущей из каждого из ее естественных отверстий кровью.

Он заставил себя оставить эти мысли и вернуть внимание словам посла.

— … не могу поверить, что ГБ свихнулось настолько, чтобы провернуть нечто подобное. Прямо накануне прибытия на Землю адмирала Парнелла!

Адмирал Юнг кивнул.

— Их ожидает худший за всю историю провал в отношениях с Солнечной Лигой. Последнее, что им нужно, так это усугубить его убийством четырнадцатилетней девочки.

Даже для него самого голос капитана звучал хрипло и сдавленно.

— Повторяю, — прорычал он, более не утруждая себя воинскими формальностями, — что это операция нехевов. Или, даже если и их, то проведенная самовольно, без официальной санкции. Нет никакого способа предсказать, что могут сделать люди, захватившие Хелен. Мне нужнасвобода действий, чтобы начать расследование…

— Достаточно, капитан Зилвицкий! — отрезал посол. — Решение принято. Конечно, я понимаю вашу озабоченность. Но, по крайней мере в текущий момент, все наше внимание должно быть сосредоточено на возможностях, которые нам предоставляет прибытие на Землю адмирала Парнелла. Как профессиональный офицер разведки, а не как обеспокоенный отец, уверен, вы с этим согласитесь. Мы достаточно легко сможем переиграть хевов с этим их отвлекающим маневром. Чего мы не должныпозволить, так это на самом деле отвлечь нас.

— И следите за своими манерами, — проворчал Юнг. Адмирал откинулся в кресле еще сильнее, едва не падая. — Я пока что смотрел сквозь пальцы на ваше поведение, поскольку ситуация очень личная. Но вы являетесьфлотским офицером, капитан. Поэтому делайте, что сказано — идержите себя при этом в рамках.

На мгновение, капитан едва не кинулся через стол. Но дисциплина и самоконтроль остались при нем. И, через несколько секунд, только укрепились.

Удержало его на месте скорее всего простое осознание: попасть под арест, хотя бы даже домашний, за нарушение дисциплины было надежнейшим способом упустить и без того шаткий шанс его дочери выжить.