Горечь испытаний
Шрифт:
– Вы хотите не меня, вы хотите сделать больно ему. Да? А ведь вы его не стоите. Он добрый. И... и несчастный. А вы злюка. Зачем делать другим плохо?
Вернулась к столу, расплакалась.
"Черт-те что!
– думал Дайлинг, беря стакан с виски. Недотрога из летучего бардака!"
К нему подошел Парсел. Взял его за локоть.
– Спасибо, дружище Роберт, что ты заботливо опекаешь Беатрису.
– А мне, знаешь ли, Джерри, мне не нравится, что ты втягиваешь Беатрису в сомнительные дела.
Дайлинг выжидающе
– Я имею в виду Бхилаи.
– Это она тебе сказала?
– криво усмехнулся Джерри.
– Нет, не она. Резидент ЦРУ.
– Твой резидент дурак и болтун, видит Бог, - насупился Парсел.
– Ну да ладно, с ним мы разберемся. А Бхилаи... Видишь ли, Роберт, для тебя это - всего лишь сомнительные дела, в которых ты сам, впрочем, играешь не последнюю роль. Для меня же, клянусь Иисусом Христом, это одна из генеральных акций нашей внешней политики.
– Саботаж пуска Бхилаи, Джерри, - недостойная авантюра. Да, я играю в ней свою роль. Но ведь ты меня не спрашивал, нравится она мне или нет.
– Значит, пусть русские опять выигрывают?
Джерри разглядывал Роберта, словно видел его впервые. "Акция ему не нравится, - думал он. Тоже мне критик выискался. Тысячу раз плевать я хотел на твои сантименты. Мы платим деньги. И их надо отрабатывать. Что и как делать буду определять я, Джерри Парсел".
– Подобные "акции" и без того подорвали престиж Соединеных Штатов! Иногда я стыжусь, что я американец. Что же касается Беатрисы...
_ "Престиж", "стыжусь" - клянусь святым Яковом, раньше я никогда не замечал у тебя подобных настроений, - прервал Дайлинга Парсел. Что же касается Беатрисы, то предоставь ей самой решать, каким путем идти в жизни. Уверен, что она не будет стыдиться, что она - американка! И не забывай, ни при каких обстоятельствах не забывай, что отец ее я, а ты - всего лишь ее крестный.
Парсел отчужденно посмотрел на Дайлинга и молча вышел из комнаты вместе с Рейчел.
Глава девятнадцатая ПРИЕМ
Семен Гаврилович Раздеев любил - даже считал своим долгом - по вечерам навещать подчиненных. Изредка, разумеется. Забота о ближних. Знакомство с их бытом. Начальство должно быть в курсе.
Он приходил без приглашений. Уверенный, что ему всегда будут рады. Входил без стука. Уже войдя, спрашивал громко: "В доме есть кто?" Иногда брал с собой жену. Авдотья Саввишна подобные "посиделки" не любила. Отмолчавшись с полчаса, уходила, сославшись то на головную боль, то на хозяйственные заботы. Семен Гаврилович сидел упорно. "Вел, - как говорили потом за его спиной удостоившиеся визита, - воспитательное толковище".
Виктора Картенева Раздеев считал объектом своей особой заботы. Парень молодой. без жены. Оступиться - раз плюнуть. Кроме того, оступится Картенев, а спросят с него, с Раздеева. не обеспечили, товарищ Раздеев. Не оправдали возложенного.
В этот раз на традиционный вопрос
"... Интересно ли проходят приемы в нашем посольстве? Попытаюсь описать самый свежий в памяти. Он - в честь отъезда одного из советников и прибытия его сменщика.
Пока прием не начался (да и в ходе и его, и после), больше всех суетится и хлопочет завхоз посольства, неутомимый и вездесущий Иван Михайлович Гарбуз. Ведь надо и зал для приемов подготовить, и в ресторане сделать заказ, и виски, коньяк, вина, водку рассчитать, и официантов проинструктировать. А ему это нелегко - образование неполное среднее, английский не знает, - когда-то немецкий учил, но кроме "Вир фарен нах Анапа" и "Анна унд Марта баден" ничего не помнит".
На письмо не похоже. Скорее, дневник. А, может быть, где-то тут же лежат и более ранние записи?
На этажерке других папок или тетрадей не было.
Что ж, посмотрим дальше...
"Но вот все готово. Все на своих местах. Без одной минуты семь появляется Бенедиктов и становится на площадке между входом в здание и залом. Он, как обычно, элегантен, - сегодня у него какая-то особенная булавка в галстуке, чуть ли не бриллиантовая. Мол, знай наших. Когда надо, мы можем и умеем вот так. А на лице выражение иное: "Все равно, когда наше время придет окончательно и повсеместно, мы из золота нужники понастроим, ни на что иное оно больше годится не будет"..
Рядом с Бенедиктовым - старый и новый советники. Посол постоит, встречая гостей, минут пять-десять и пойдет на прием - работать. А им стоять все два часа, пожимать руки входящим и выходящим, улыбаться и провожать тоскливыми взглядами официантов, несущих в зал полные подносы.
Теперь гость повалил косяком: дипломаты, журналисты, члены парламента, правительственные чиновники, актеры, писатели, торговцы, фабриканты. Блицы фотокорреспондентов вспыхивают непрестанно.
Через пятнадцать минут зал - сплошной гудящий улей.
... Вон в углу торгпред Семин о чем-то говорит с невысокого роста сухоньким, пожилым индийцем. Это Маяк, главный редактор "Индепендент геральд". Семин нервничает - в сегодняшнем номере этой газеты опубликована заметка о якобы неудовлетворительном ходе выполнения советско-индийского торгового соглашения. Правда, эта информация пришла из лондонского бюро агентства Рейтер, но ведь опубликовала-то ее "Индепендент геральд". Между Семиным и Маяком происходит сейчас примерно такой разговор: