Горечь таежных ягод
Шрифт:
— Стой, стой! — остановил комэска. — Борттехника, говорю, забери. И над полетной картой как следует посиди. Еще и еще раз полазь по маршруту. Особенно посмотри насчет площадок на случай вынужденной.
Самойловскую «девятку» подготовили быстро. Машина была почти новая, надежная, мотор еще не выработал и половины регламента.
Доложив на КП о готовности, Костя сидел в пилотском кресле, сосредоточенно вглядываясь в зеленовато-коричневые разводы полетной карты. Дело было не в выборе площадок на случай вынужденной посадки. Это несложно. Буроватые пятна хребтов вдоль маршрута — вот что беспокоило Костю. Если
Впрочем, погода вряд ли улучшится. На земле еще терпимо, но стоит только подскочить метров на тридцать, и сразу окажешься словно в бочке с ватой: душная, белесая слепота. Да и вряд ли дадут старт в такую падеру.
Откинувшись на спинку сиденья, Костя снял шлемофон, вытер испарину на лбу. Услыхал сзади участливый голос техника, копавшегося в бортовой аппаратуре:
— Жарко, командир? А вы бы вышли на воздух. Кислородом бы заправились. Два часа ведь уже «загораем».
Донесся слабый, вялый хлопок выстрела, и над домиком командного пункта зеленой искоркой вспыхнула ракета. Костя проводил ее равнодушным взглядом и тотчас же вздрогнул: вылет!
По асфальту рулежной дорожки, разбрызгивая лужи, мчался «газик» начальника штаба.
Подполковник Карягин молча протянул бланк радиограммы.
— Только что радировало Верховье. Надо лететь.
Костя пробежал глазами радиограмму, нахмурился, почувствовав, как толкнулось сердце.
— Кто же ранен?
Начштаба пожал плечами. Да и какая разница? Главное — человек в беде.
— Срочный вылет, товарищ Самойлов. С вами полетит наш доктор капитан Изосимов. Вы знакомы?
Перед тем как отдать радиограмму, Костя еще раз просмотрел ее и за ровными строчками словно прочел ответ на свой вопрос: ранен Миша Белкин. Он не сомневался в этом, хотя бы потому, что знал — такова участь пилота-командира в случае внезапной аварии. Почти всегда.
Подполковник не спешил.
— Ну вот, товарищ Самойлов. Вылет я вам разрешаю, а погоды не даю. Не взыщите. Никаких напутствий не делаю — они излишни. Вы летчик опытный, сами все понимаете. От вашего мастерства сейчас зависит судьба и ваша и ваших боевых товарищей.
Направляясь к машине, Костя первым пропустил доктора, а сам остановился, помедлил. Ему надо было сейчас сказать Карягину такое, без чего он не мог улететь. И сказать просто, обыденно. Сказать, избегая малейшей фальши.
— Разрешите одну просьбу… Важную…
— Я вас понял, — перебил подполковник. — Жене Белкина сообщу, что за его экипажем послан вертолет. Вы это имели в виду?
— Да. Спасибо.
Вертолет упруго оттолкнулся от земли.
Метрах на десяти Костя задержал подъем, накренил машину.
…Машут внизу, показывают на часы: торопись!
9
Теперь их стало шестеро. Ефрейтор Варенников сидел у изголовья капитана Белкина. Возле радиостанции, вынесенной на каменистый взлобок, дежурил Вострухин. Двое — Худяков и Тихонов — жгли огромный костер, поминутно подкладывая в него для дыма свежие пихтовые ветки. Лейтенант Прибылов варил обед и осуществлял общее руководство.
Капитану
Когда физическая боль утихла слегка, Белкина стало терзать чувство собственной вины за происшедшее. Он опять, задыхаясь и костенея всеми мышцами, пережил ту страшную минуту, роковое мгновение. Если бы чуть выше, на несколько метров выше, они наверняка прошли бы. Он забыл про эту проклятую сосну, торчащую из скалы. Даже не забыл, а неверно определил ее место по высоте. Напрасно он поспешил, нужно было больше взять «шаг-газ» на себя. А упали они удачно. С обломанными лопастями вертолет по инерции проскочил, вероятно, еще с десяток метров. Густой пихтач смягчил удар. Если бы лобовой удар в скалу — не жечь бы сейчас никому этого костра.
— Варенников, — сказал Белкин. — А как вы меня вытащили из машины? Расскажи-ка.
Ефрейтор наморщил лоб, пальцем ощупал пластырь-крестик на скуле.
— Обыкновенно, товарищ капитан. Так оно ничего, только дыму было очень много. Едучий такой дым, ничего не видать. Я там вот себе и щеку распластал обо что-то.
— Придавило меня?
— Ага. Сначала лейтенант Прибылов вас тянул, потом я помогал. Еле осилили.
— А Худяков?
— Он тоже действовал.
— Понятно.
— А мой магнетрон целехонек остался, — улыбнулся Варенников. — Это потому, что я его все время из рук не выпускал. Вот приедем, поставим, и будет работать, как часы. Сам старший лейтенант Тихонов говорит. А уж он разбирается.
Белкин с удивлением разглядывал чуть скуластое, загорелое лицо Варенникова, одно из тех неприметных солдатских лиц, которое сразу как-то не запоминается, но, если вглядеться, оно вызывает приятное недоумение: где я его видел раньше?
— Что это у тебя на подбородке? Похоже, кровь? — спросил Белкин.
— Никак нет, товарищ капитан! — усмехнулся солдат. — Ягодой вымазался. Красной смородиной. Вон на том косогоре лазил. Ее там навалом.
Белкин приподнял голову. Крутой склон на противоположном берегу ручья выделялся свежей зеленью смородника. Даже отсюда видны были вишнево-красные тугие гроздья.
— Там север, — пояснил ефрейтор. — А смородина затинку любит!
— Варенников, — попросил Белкин. — Нарви-ка, друг, этих ягод. Так, чтоб с собой взять.
— Это можно, — с готовностью сказал солдат. — Только во что?
— Да хоть в фуражку.
— Нет, не годится. Я лучше из бересты коробок сделаю. Это быстро, ножик у меня есть.
Варенников достал нож-складень, поточил его о гранитный валун и отправился в ближний березник.
— Вы, ежели что, крикните, товарищ капитан. Я тут рядом буду.
Подошел лейтенант Прибылов, присел на корточки, придерживая в руках плоский солдатский котелок.
— Позвольте предложить вам кофе. Для бодрости. В термосе немного осталось, так я его подогрел.
— Спасибо.
— Какое там спасибо! — нахмурился лейтенант. — Вы же со вчерашнего дня в рот ничего не брали. Нет, нет, я настаиваю.
Глоток кофе сделать все же пришлось. Большего Белкин не то чтобы не хотел, просто не мог — внутри все горело.
Прибылов тем временем подоткнул под бока шинель, пощупал ступни ног в вязаных носках. Неодобрительно покачал головой.