Горек мёд
Шрифт:
Домини видела эти ее взгляды, хотя и делала вид, что не замечает их. Она изо всех сил старалась держаться естественно. Дни шли, повязок на голове Поля становилось все меньше. Скоро уже должны снять и последнюю — с его глаз. Скоро они узнают, будет ли он видеть одним глазом или останется совсем слепым.
В пятницу после обеда Домини уже оделась для поездки в больницу, когда обнаружила, что Кары нигде нет. Тетя Софула не могла ей сказать, где она, и заявила, что Домини вовсе незачем ее ждать. Нельзя тратить
— Вы поедете со мной, тетя Софула? — Пальцы Домини отчаянно вцепились в плетеную сумочку с фруктами для Поля.
— Детка моя, — тетя Софула ласково похлопала Домини по руке, — это для вас прекрасная возможность побыть с Полем вдвоем. Вам не следует быть такой доброй с Карой и каждый раз брать ее с собой. Уверена, девчонка не дает вам поговорить. Она такая болтушка! Иногда у меня от ее болтовни голова идет кругом.
— Поль любит компанию, — настаивала на своем Домини, — пожалуйста, поедемте со мной. Тут тетя Софула посмотрела на нее внимательно.
— Боишься оставаться с ним одна? — напрямик спросила она. — Боишься, что он обвинит тебя, если, когда снимут повязку, окажется, что он останется слепым?
— Полю ненавистна сама мысль о слепоте и зависимости от других людей, сказала Домини. — И возможно, я обрекла его на это на всю жизнь.
— Но у него есть жизнь, разве не так? — Тетя Софула повернула Домини к двери. — Машина ждет, а время уходит. Adio, дитя мое.
— Тетя Софула, — через силу рассмеялась Домини, — вы совершенно лишены жалости.
— Это семейная черта, — заявила старая леди, стоя на ступенях, и махнула платком, когда ее шофер тронул с места солидный старомодный автомобиль и повел его дальше на подобающей скорости, а Домини, напряженно выпрямившись, сидела на заднем сиденьи.
Поль сразу понял, что она пришла одна, и Домини не переставая что-то нервно говорила, пока доставала из сумки персики и виноград и раскладывала их в вазе на прикроватном столике. С цветов, которые она принесла накануне, опадали лепестки, и Домини собрала их, смяв в руке, поворачиваясь посмотреть, как Поль спокойно и расслабленно лежит на подушках. Однако его рот под крупным самоуверенным носом был крепко и строго сжат.
— Я знаю, что ты хотел бы увидеть Кару, но… — Тут Домини замолкла, слишком поздно, чтобы вернуть свои слова. — Т-Ты… хочешь персик? — заикаясь пробормотала она. — Я тебе очищу.
— Домини, — тихо сказал Поль, — я бы кое-что действительно хотел.
— Что же это, Поль? — Она обрадованно подошла к его кровати. — Скажи мне, пожалуйста.
Он повернул голову, как будто видел ее сквозь повязки.
— Я бы хотел, чтобы ты купила билет и уехала домой, в Англию, — сказал Поль.
— Что? — Она смотрела на него, не в силах поверить его словам.
— Ты меня слышала. — Он сложил руки за головой,
— Если ты воображаешь, что я побегу покупать билет, то сильно ошибаешься, — взорвалась она. — Я остаюсь здесь.
— Отсюда тебя выставят через пятьдесят минут, — сухо возразил Поль.
— Поль, — Домини наклонилась над ним, одной рукой облокотившись на металлическую спинку кровати, сережки касались его щек, — я должна была подписать согласие.
— Ты хочешь сказать, тебя заставили?
— Нет… я сделала это ради тебя. Родной…
— Как ты меня назвала? — Опять эти поднятые завязанные глаза, казалось, вглядывались в ее лицо, губы сложились неуверенно, расслабившись из той строгой линии, что была раньше.
— Я назвала тебя самоуверенным греком, — бушевала Домини. И ты думаешь, я уеду, когда ты в таком положении? Я имею такое же право, как и ты, узнать, поврежден твой левый глаз или нет!
— С каких это пор? — осведомился он.
— С тех самых пор, как ты ворвался в мою жизнь и сделал меня своей женой!
— Домини, — его рука что-то искала, и Домини вложила свои пальцы в эту руку. Его пальцы крепко сжали их, это было и больно и радостно. — Ты меня жалеешь? — спросил Поль. — Тебя? — презрительно фыркнула она. — Я жалею себя за то, что мне придется терпеть тебя еще лет пятьдесят. Самоуверенного, нахального, привыкшего быть господином в своем греческом доме на Орлином утесе. Что это будет за жизнь!
— Я не прошу тебя оставаться. — Его пальцы чуть разжались.
— Ты не просил меня любить тебя, — сердито заявила она. — Ты велел мне оставить мою любовь при себе. Я так и сделаю, если ты все еще хочешь этого, Поль. Я даже не останусь насовсем, но пока я тебе нужна, буду рядом.
Тут Домини охнула: Поль больно сжал ее руку и поднес к губам.
— Как по-женски — одновременно угрожать и плакать, — проговорил он, целуя ее пальцы.
— Я-я… я н-не…
— Не женственна? — насмешничал он.
— Н-не п-плачу, ты, зверь. — Домини упала на кровать, зарылась лицом в его плечо и наконец дала волю давно копившимся слезам. — Ох, мой Самсон, на сей раз ты действительно разрушил все преграды, — наконец сказала она, вытирая щеки полой его куртки.
Поль только крепче обнял ее.
— Солнце, луна и звезды сейчас померкли для меня, Домини, как в песне Самсона, — тихо проговорил он. — Что, если для меня все так и останется?
— Вдвоем можно преодолеть горы и океаны, Поль, если двое действительно вместе и нужны друг другу.