Горелом
Шрифт:
Перед дубовой, изрезанной давно стершимися до неразборчивости символами, дверью Капп предупреждающе поднял руку, притормаживая разогнавшихся подчиненных:
— Напоминаю, наше дело отследить места скопления анормальной активности и поставить метки, но не зачищать очаги. Этим займутся специализированные команды. Это особенно тебя касается, Дан! — Капп выразительно повел бровью. — Поставить метку на полу, а не на черепе нерасторопной твари. Понятно?
— Чего уж там непонятного, — ухмыльнулся упомянутый Дан. — Но пусть и она будет попроворнее!
—
Ян поморщился. Публичные выступления — не его стихия.
— Тех, с кем мы раньше не работали вместе, хочу предупредить, что конкретной информации о роде возможной опасности я вам не дам…
— То есть?
— Говоря проще, я смогу определить, что в этом месте вам грозит гибель, но от чего именно — не скажу. Возможно, поточнее направление определит Пьетр, ему это обычно удается превосходно, но здесь это тоже маловероятно. Замок все искажает.
Если Ян и ждал, что они состроят разочарованные гримасы, то напрасно. Одна из женщин, та, что пониже, лишь отмахнулась пренебрежительно:
— Да вы не переживайте. Нам сразу сказали, что от вас никакой особой пользы не будет и рассчитывать надо на себя.
Ян оторопел. Ева удовлетворенно, во весь рот, ухмыльнулась. Капп закашлялся, старательно отворачиваясь. Зато бритый налысо егерь примирительно произнес:
— Не обращайте внимания. Она у нас резковата в выражениях. Мы ценим ваше участие в команде.
Дело одной секунды перевести на него взгляд и процедить ледяным тоном:
— Я не нуждаюсь ни в вашем одобрении, ни в вашей поддержке.
И за эту секунду и без того холодная атмосфера в комнате упала еще на десяток градусов. Казалось, что слова повисли в воздухе, обрастая бахромой сосулек. Куда там промышленным рефрижераторам!
— Ну, вот и познакомились, — констатировала вполголоса Ева. — Идем, что ли?
Ян не тронулся с места. И хотели они того, или нет, но были вынуждены задержаться, недовольно оборачиваясь.
— Что-то еще, господин Хмельн? — терпеливо осведомился Капп.
— Меня зовут Себастьян Хмельн, — с нажимом произнес Ян. — Не желаете ли, господа, в свою очередь представиться? Мне нужны ваши имена, иначе я не смогу вас защитить.
Вот тут они напряглись, переминаясь, растерянно глядя друг на друга и выжидательно на командира.
— Это еще что за детский сад?— В тоне Каппа звякнул металл, а внушительные брови сошлись на переносице. — Все знают правило. К тому же действительно будет вежливо представиться нашим новым коллегам. Для особо впечатлительных хочу заметить, что мы с господином Хмельном знакомы не один год, а я, как видите, до сих пор цел. Итак?
Одни неохотно, другие с деланным безразличием назвали свои имена. Сначала бритоголовый — Марк, затем его напарник непоседливый Дан, потом женщины: та, что пониже — Лидия, шатенка повыше — с нежным именем Весна, потом двое похожих друг на друга плечистых верзилы —
Каждое имя оборачивало своего владельца словно пучками бьющихся протуберанцев, отрывая от монолита и придавая индивидуальности.
Имена звучали и сразу же выпадали из памяти. Ян не собирался их задерживать. Формальность соблюдена, договор заключен, но действительно запоминать имена этих людей не было необходимости. Для их же безопасности они станут для него Бритым, Непоседой, Низкой, Шатенкой, Постуженным и Сутулым.
Ну, а у Каппа должность такая, что приходится рисковать больше всех.
— Вперед! — велел Капп.
И дверь скрипнула…
«Из свода правил поведения для посетителей Замка Тысячи башен:
…Не рекомендуется дразнить призраков — это может быть опасно для вашей жизни.
Не рекомендуется возражать служителям, даже если на ваш взгляд их требования абсурдны, — это может быть опасно для вашей жизни.
Не рекомендуется вступать в конфликты с другими посетителями Замка, за них могут выдавать себя призраки или служители, а это — см. выше…»
7.
…Камни так плотно примыкали друг к другу, что казались слежавшимися. Когда-то бушевавший здесь пожар жадно облизал кладку, выпарил всю влагу, но отступил, почти не оставив следов. Только закоптил металлические кольца для факелов, да забил осушенные трещины гарью.
— Не, этих монахов даже тогдашним осерчалым горожанам не удалось выкурить. С тех пор никто иглу между камнями не смог просунуть. Нет там никого.
— Но ведь поют?
Поют. Это точно. Если прижаться ухом к камням, то можно расслышать, как внутри, за стенами башни кто-то выводит медленную мелодию а капелла. На несколько мужских голосов. Очень чисто и гармонично. Год за годом.
— Ну и пусть себе поют.
— Вход замурован.
— Здесь уже давно никого живого не было, — сообщила Ева, припавшая почти к самому полу и скользившая по камням в довольно своеобразной позе. — Во всяком случае, снаружи… — Она подняла голову и стало заметно, что нос ее расползся на пол-лица, крылья его извилисто прорезаны, словно у пса, а радужка глаз ярко-желтая.
Выглядело забавно, но никто не улыбнулся. Даже напротив, на Еву смотрели уважительно и терпеливо ждали, пока она закончит. А вот от Пьетра толку было мало. Он сопел, вздыхал, держался позади всех и выглядел, как измученный аллергическим насморком дегустатор духов.
— Тогда не задерживаемся, времени мало. Вперед!
Вперед — это не совсем правильно. Правильно будет: вверх, вниз, вправо, вниз, теперь влево и вверх, вверх, вверх… «Чисто!» — бросал кто-нибудь из егерей, и они двигались дальше, оставляя после себя на стене или полу начерченный вензель — колесо с восемью спицами.