Горелом
Шрифт:
— Иногда с чужими проще, чем со своими… К тому же ты не просто чужак. Всем известно, что Замок неравнодушен к гореломам.
— Я уже бывал там. И как турист, и как… Там есть что-то, это верно. Но Замок не спешил поделиться со мной своими секретами.
— Возможно, ты просто плохо слушал? Отвлекался? Вот как сейчас… — она проследила направление его взгляда. Улыбка сделалась лукавой и чуть самодовольной.
Ян мельком усмехнулся, с усилием отводя глаза от заманчивых изгибов и ложбинок, лишь подчеркнутых сбившейся
— Нет, так я там точно не отвлекался, но… Расслабься, охотница за сенсациями. Я помню наш договор. И знаю, чего тебе хочется. Мне и самому любопытно, что за тайны такие в этом Замке. Да вот неприятность — теперь в башни вообще никого не пускают.
— У меня есть знакомый…
— Кто бы мог подумать?
— Не перебивай! — она обидчиво запустила пальцы в волосы на затылке Яна и потянула. Это было бы очаровательно, если бы не было так больно. Ссадина давала о себе знать.
Впрочем, Дина уже увлеклась новой идеей и ничего не заметила.
— …так вот он диггер и лазает по подземельям с приятелями. Кажется, он говорил, что знает способ попасть в башни. Хочешь познакомлю?
— Сдается мне, что это ты хочешь… А впрочем, познакомь.
— Я ему позвоню.
— Не сейчас?
— А что?
— А то, что сейчас у нас будет занятие поувлекательнее…
— Правда? Обещаешь? — гортанно мурлыкнула она, щуря разгоревшиеся глаза и по-кошачьи гибко привставая. Бокал вывалился из ее руки и покатился по ковру, оставляя мокрую дорожку.
* * *
Утром Ян, конечно, проспал.
Поймал такси, и всю дорогу из Новой части Белополя в Старую старался в водительское зеркало оценить ущерб, нанесенный его внешнему облику прошедшими сутками. Времени заезжать домой не было. Лишь перехватив в этом же самом зеркале насмешливый и понимающий взгляд водителя, Ян смирился. И мирился до самого Дворца.
— Вы здоровы? — осведомился смутно знакомый сопровождающий, перехвативший Яна на ступенях, стоило только выбраться из такси. Кажется, его звали Герард. Или еще как-то так строго.
— Может, воды? — не унимался сопровождающий.
И откуда он такой дружелюбный? Неужто Ян в прошлый раз повел себя с ним приветливо? И как это его угораздило…
Царившая ночью эйфория отгорела, оставив холодные горчащие угли. Четырехглавый Дворец растопырился на перекрестке четырех улиц — угловатый и мрачный. Устрашающе таращился на каждую из улиц глазами угрюмого гранитного чудовища, водруженного на свод крыши. Иссеченный мелкими ступенями подъем к парадному входу сильно смахивал на ловушку. В складках лестницы, словно запутавшиеся птицы, уже притихли люди.
— Пройдемте, — не дождавшись ответа, предложил «Герард».
Внутри Дворец был такой же темный, неудобный, источенный ходами. Словно каменную глыбу прихотливо изгрызли исполинские жучки. Два года Ян здесь ходит трижды в месяц, но все равно без провожатого заплутал бы через пару
— Прошу вас…
Ян, не глядя, забирает из чьих-то услужливых рук черный балахон. Шелковистая, тяжелая ткань скользит и путается. Длинные рукава с прорезями придают ему сходство со смирительной рубашкой… Впрочем, почему только сходство? В давние времена зарвавшегося горелома вязали этими рукавами и душили цепью, на которой висел знак.
Куда, кстати, он его засунул? Поочередно выронив из карманов несколько монеток и тускло звякнувший кинжал, Ян нашел металлическую бляшку и прицепил на рукав. Бейджик. Чтобы, значит, не перепутали вон с теми плечистыми лбами, что высятся поодаль…
А зеркальная маска на этот раз изнутри пахнет лимонами. Уже лучше. В прошлый раз ее начистили средством с ароматом карамели. Тот еще сюрреализм — слушать о чужих бедах, вдыхая праздничный запах конфет.
«…если вы считаете свою беду неодолимой, приходите в Дворец…»
Приходите. Я жду вас.
* * *
…Они не видят Яна — только свое собственное изменчивое отражение в зеркальной маске.
— Мое имя Август. Я прошу о помощи.
— Говори.
Зала велика и смахивает на пещеру, но вовсе не для придания происходящему пафоса и нарочитой вневременности (хотя, может, и поэтому — как знать?), а для того, чтобы звуки, пометавшись между искусственными сталактитами, сталагмитами, полками и нишами исказились и выцвели до неузнаваемости.
Оброненная Яном реплика доносится до сидящего напротив человека словно из ниоткуда. Он вздрагивает, нервно обернувшись. Они все вздрагивают.
— …такое дело. Падальщики повадились. Почти каждую ночь ходят. Мало того, что землю почти всю «повыворотили», деревья «высушили», так теперь на дом заглядываются… Уж не спим которую ночь.
Человек напротив явно боится и изо всех сил стискивает руки, густо усыпанные веснушками. Похож не на крестьянина, а скорее на дачника-интеллигента на пенсии.
— Это работа егерей.
— Да не едут они! Мы ж за рекой, далеко, — вздохнул уныло проситель. — Три раза выезжали, потом плюнули… Пока, сказали, не убили никого — разбирайтесь сами. Беда!
Ну, допустим егерей тоже можно понять — в городе работы невпроворот. Но назвать нашествие падальщиков «неодолимой бедой»? Ян беззвучно хмыкнул.
Но когда твари за человеческими жертвами придут, поздно будет помогать…
— Я избавлю тебя, Август, от несчастья.
Веснушчатые руки разжались облегченно. Человек неуверенно заерзал, помялся, а потом осторожно поинтересовался: