Горение (полностью)
Шрифт:
В о п р о с.
– Кто отдал приказ перевезти покойную к ней на квартиру и инсценировать убийство, дабы возложить ответственность за это злодеяние на СДКПиЛ?
О т в е т.
– Со мной случился припадок, и я больше ничего не помнил. С того именно дня у меня началось нервное недомогание."
В о п р о с.
– Однако это недомогание не помешало вам застрелить в подъезде нашего товарища, пришедшего к вам на разговор.
О т в е т.
– Ваш товарищ был убит патрулем, а не мною.
В о п р о с.
– Вы написали вначале, что
О т в е т.
– Я показываю истинную правду. Все те пытки и расстрелы, которые имели место в Варшаве, проводились по указаниям из Санкт-Петербурга. Я был лишь передаточной инстанцией.
В о п р о с.
– Кто именно отдавал приказы на пытки и расстреляния?
О т в е т.
– Господа Дурново, Вуич, Глазов...
В о п р о с.
– Однако вы исполняли приказы в расстреливали людей, заведомо невиновных?
О т в е т.
– Никогда. Это делали Сушков, Пружаньский и Конюшев.
В о п р о с.
– Вы знаете почерки ваших сослуживцев?
О т в е т.
– А что?
В о п р о с.
– Извольте отвечать однозначно: знаете ли вы почерки ваших сослуживцев и можете ли отличать их?
О т в е т.
– Да.
В о п р о с.
– Желаете ознакомиться с показаниями Конюшева?
О т в е т.
– Его почерк мне неизвестен".
В помещение был введен Конюшев Павел Робертович. Увидав Конюшева, полковник Попов упал на колени, пытался целовать ноги члена специальной комиссии Ежи, потом с ним началась "медвежья болезнь". Когда же Конюшев написал свои показания в присутствии Попова о том, что тот насиловал Микульску в кабинете, в подробно описал пытки, которым Микульска была подвергнута, "но не мною, а Сушковым", Попов впал в прострацию.
Приговор над Конюшевым исполнением задержан, ибо он пишет подробные показания о методах работы охранки, о системе пыток, о вербовках в провокаторах, известных ему.
Члены комиссии
Вацлав
Данута
Ежи". 43
В пятницу, седьмого июля, вечером, когда спала душная жара и с залива принесло солоноватую, влажную прохладу, Столыпин сообщил председателю Думы профессору Муромцеву, что десятого, в понедельник, он намерен выступить перед депутатами с сообщением от имени кабинета министров.
– Вы намерены выступать первым?
– спросил Муромцев.
– Я тогда заранее оповещу записавшихся ораторов, Петр Аркадьевич.
– Пожалуй, первым нет смысла, Сергей Александрович. Я выступлю поближе к перерыву...
На том и уговорились.
(За час перед этим Столыпин получил от Горемыкина приказ - держать полицию наготове: Дума будет распущена в воскресенье, девятого. Столыпин назначил свое выступление на тот день, когда ее не будет уже; сейчас всякого можно ждать Трепов вполне готов пустить слух по городу, чтобы вызвать волнения и в ы л е з т ь на атом; не позволит он ему этого; придется обмануть Муромцева, без обмана нет политики, ничего не поделаешь, история оправдает.)
В
...Мария Александровна пришла на платформу к семичасовому поезду, но дождалась своих только с десятичасовым.
Владимир Ильич вышел из вагона, испытывая блаженное спокойствие, наступившее оттого, что глаза матери светились нежностью и добротою; вокруг керосинового, прошлого еще века, фонаря вились комары; шумел ветер в верхушках сосен; тишина была явственной, осязаемой.
– Я набрала много больших сосновых шишек, - сказала Мария Александровна, сейчас мы с Надюшей поставим самовар и станем пить чай на веранде.
– А я успею поплавать?
– спросил Ленин.
– Но сейчас ведь темно, Володя, страшно плавать в черной воде.
Надежда Константиновна поправила шаль на острых, птичьих плечиках матери:
– Володя, мне кажется, готов плавать в любое время, даже зимою. Какая-то неудержимая страсть.
– Про зиму мне неизвестно, - сказала Мария Александровна, - а Волгу он переплывал, когда листопад кончался...
– В воде человек ощущает себя совершенно особенно, - заметил Ленин.
– Мне даже трудно выразить это ощущение, оно очень любопытно, некое двузначие бытия, особенно когда идешь хорошими саженками.
– А если коряга?
– спросила Мария Александровна.
– Значит, шишку набью.
– Коряга может уколоть глаз, Володенька.
– Нет, мама, коряга глаз уколоть не может, вода стачивает остроту, вода символ постепенности.
– Усмехнулся, понял - снова о своем.
– Когда плывешь, лицо опущено в воду, мама, так что глазам ничего не грозит - только шишка на лбу... Помнишь поверье: "Урожай на сосновые шишки - будет ячмень"?
– Не помню совершенно, Володенька.
– Это наше, симбирское, Гриша-сапожник рассказывал, когда за луга бекасов стрелять ходили.
– Я диву даюсь твоей памяти, это врожденное у тебя, - норовя скрыть гордость, сказала Мария Александровна.
– Память как профессия, мама. Она вырабатывается, коли не хочешь помереть дурнем. К сожалению, злая память распространена более, чем добрая.
– Ты прав, - сразу же откликнулась Надежда Константиновна.
– Отчего так?
– Бог его знает... Социальное под это не подверстаешь, тут все глубже; природа зависти, ее слепая, но точная механика не понята еще нами.
– Думаешь, можно понять? Ленин развеселился: