Горение. Книга 2
Шрифт:
– С Дмитрием Николаевичем? Прекрасные.
– Он отошел от кадетов накрепко? Или возможна игра?
– О его к ним возвращении не может быть и речи. Его идея созвать Думу, управляемую председателем, которого назначал бы царь, поссорила его с Милюковым окончательно, раз и навсегда, его же «правым» в «Речи» костят.
– Это не довод. Мало ли кого где костят? Меня вон «Союз русских людей» костит левым, еврейским ставленником, скрытым социал-демократом… Так, значит, уверены, не вернется к кадюкам?
– Убежден.
– Я
Гучков будто натолкнулся на невидимую преграду, и не столько потому, что новость была неожиданной; поразил сам строй фразы, какая-то особая столыпинская уверенность в собственной силе, сокрытая в ней.
– А пройдет? – спросил наконец Гучков.
– Попробуем.
– Почему именно Шипов?
– А кто еще? Называйте человека. Вы? Рано, надо в Думе обкататься, заявить себя.
– В Думе? Я и в Думу-то не прошел, Петр Аркадьевич, да и не заявишь себя среди кадетов.
– Эту Думу я намерен распустить, Александр Иванович.
– То есть как?!
Гучков снова поразился новой манере Столыпина. Как человек за три месяца изменился?! А может, и не изменился, может, наоборот, именно теперь, состоявшись, и стал самим собою, а раньше надевал маску? Вот что власть делает! Но отчего же он власть намеревается передать другому, разве это умно?
– А кем вы думаете стать в кабинете Шипова?
– Если он согласится, я бы сохранил за собою этот же портфель.
– Погодите, Петр Аркадьевич, все это так неожиданно… Что же вы при живом-то премьере, при Горемыкине, не похоронив еще, нового намечаете?
– Горемыкин уже умер… Нет, нет, в государственном смысле, здоровья Иван Логгинович отменного… Однако поскольку государь не станет подписывать рескрипт о роспуске Думы – зачем ему ссориться с избирателями, – то сделать это остается Горемыкину. А кто же оставляет премьером человека, предпринявшего шаг, в высшей мере непопулярный?
– А если государь вместе с ним решит внести и другие изменения в кабинете?
– Обязательно решит. Шахматова погонит, он реакционер, он противник всего нового… Может, еще кого…
– Вот я и думаю – кого еще?
– За меня беспокоитесь? Меня он не погонит. Он понимает, что в нынешней сложной ситуации министр полиции должен быть на месте, во всеоружии, стрелять в случае нужды ему придется… Хотя – я убежден – не придется… Разгон Думы проглотят, надоели разговоры, устали от них люди, дела хотят…
– Петр Аркадьевич, но Шипов не согласится пригласить вас в кабинет. Вы для него представитель бюрократии, вы и до событий служили губернатором…
– А он? До событий он служил московским головою – тоже лизал.
– Именно поэтому он и будет против вас. Бойтесь генерала, которому
– Эта французская пословица обращена к солдату. А я такой же генерал, как и он, рангом причем выше… Сможете на него повлиять в нужном для нас плане?
– Я готов попробовать, но заранее должен сказать вам, что шансов мало. Откажитесь от этой идеи, Петр Аркадьевич, я назову вам кандидатуру куда более интересную, перспективную…
– Я думал об этом, – откликнулся Столыпин, сразу же поняв Гучкова.
– Мне еще рано, еще бы одного премьера пересидеть, еще бы одни выборы провести за его спиною, успокоить страну его распоряжениями, а уж потом…
– Потом вас ототрут.
– Почему? Я докажу свою нужность.
– Именно поэтому и ототрут; вы все погасите, все успокоите, а без силы в руках этого не сделаешь: какому премьеру нужен министр-исполин? Петр Аркадьевич, поверьте слову друга: пришло ваше время. Откажитесь от шиповской затеи.
– Мне сподручнее помогать вашему делу, Александр Иванович, находясь в моем нынешнем кресле.
– Напрасно вы эдак-то. – Гучков скова остановился. – Зря вы меня обижаете… Неужели думаете, что мое дело – текстиль? Мое дело Россия, на текстиле, слава богу, отец наколотил десяток миллионов, внукам хватит…
– Напрасно обиделись. Россия без ситца не дело… Хорошо, допустим, вы правы. Я просчитался. Но менять поздно, машина запущена… – Столыпин помолчал, кашлянул осторожно, спросил, понизив еще более голос: – Кто из ваших сможет поговорить с Шиповым и повернуть его к радикализму?
– То есть? – Гучков не сразу понял. – К радикализму? Зачем?
Столыпин вздохнул, ответил устало:
– Непонятно? Царь не любит радикалов. А будущий премьер должен высказать соображения о программе своего кабинета… Вы очень хотели, чтобы я стал премьером? Единственный путь – накрутить Шипова, пусть он государя попугает, кроме Шипова, кому можно кабинет отдать? Некому, Александр Иванович… Пошли, про Чарльза я вам неправду говорил, спит он, мое авто у пляжа стоит… Если уж мы с вами дело затеяли, то все должно быть как в книгах легких французов… Кого отправите к Шипову?
– Николаева, – ответил Гучков. – Он верит в реформы, он человек искренний…
– Про наш разговор ему не надо бы. Или, считаете, от друзей тайн нет?
– У вас-то от меня были тайны – вон какой спектакль разыграли, что твой Гауптман…
– А вы хотите, чтобы я к вам, как звонарь со свадьбы, прискакал? Погодите, когда Думу будем распускать, здесь же придется встречаться, вокруг меня пока еще много людей Дурново вьется, один Мануйлов-Манусевич чего стоит… Я его, кстати, хочу посадить – на вас не наклепает?