Горгона и генерал
Шрифт:
Не слишком достойно для бывшей монахини.
«Одержимость» — вот самое, пожалуй, подходящее для неё слово.
Когда именно его жизнь превратилась в такой запутанный филиал ада?
— Дальше, — принял он наконец решение, — мы отдадим архивы Гангу.
— Серьезно? — ухмыльнулся Розвелл.
— Кто ищет — тот найдет, не так ли?
О, Ганг еще пожалеет о том, что ввязался в эту охоту за сокровищами.
Легко сказать — отдать архивы. Но их ведь еще найти надо было.
Итак, Трапп, если
Размышляя об этом, он слонялся по её гостиной с Катариной на руках, когда экономка принесла письмо от Шарля Стетфилда, адресованное Гиацинте.
Трапп и сам удивился тому, что вскрыл его без всяких сомнений.
Кажется, пустота, растущая в его груди, лишала его всяких моральных ориентиров.
«Удивительно, — писал её пасынок, игнорируя всякие обращения, — я уехал из столицы, терзаемый яростью и ненавистью к вам, и надеялся, что война погасит обуревающие меня чувства. Но чем больше проходит времени, тем сильнее я вас ненавижу.
Здесь, на востоке, я встретил вашего мужа. Каким цинизмом и жестокостью нужно обладать, чтобы сослать невинного юношу лишь за то, что он не угоден вашему любовнику. Вы играете чужими жизнями и будете за это наказаны. Я же со своей стороны сделаю все, чтобы поддержать Найджела в его незаслуженном изгнании, и уверяю вас, что он не сломается, несмотря на все усилия уничтожить его.
Будьте вы прокляты, Гиацинта».
Трапп задумчиво порвал письмо на мелкие клочки.
Вечно от этих пылких отвергнутых влюбленных одни хлопоты.
— Эухения! — завопил он.
Дочь на его руках восторженно зашлепала ладошками по его небритой морде.
Возможно, она была единственным человеком в мире, которому нравился его рев.
Старуха молча появилась из кабинета. Её пальцы были испачканы чернилами.
— Эухения, — спросил Трапп, решив, не спрашивать её о чернилах. Он давно понял, что чем меньше он знает о том, чем она занята, тем спокойнее ему спится. — Любовь моя. Моя обворожительная и ненаглядная.
— Допустим, — проскрипела она.
— А ты ведь знаешь, где архивы Крауча? Горгона в жизни бы не смогла их перепрятать без твоей помощи.
Эухения смотрела на него блеклыми глазами, в которых сквозило ехидство и полное осознание собственной значимости.
— Отпустишь Стива — покажу, — заявила она.
Господи боже, и эта женщина приобрела столичную страсть к интригам!
Впрочем, её странная дружба с Люси Смолл не была для Траппа таким уж секретом.
— И даже разрешу ему жениться, — пожимая её перепачканную ладонь, торжественно пообещал Трапп. — Полагаю, ты будешь подружкой невесты?
— Генерал Трапп! — командор Ганг удивленно приветствовал его в своем кабинете.
— О, просто Бенедикт. Я же ваш зять.
— Слишком нерадивый
— Слухи все это, — открестился от горгоны генерал. — Я предан исключительно своей семье.
— Рад это слышать. Что привело вас ко мне?
— Хочу сделать заявления: я подвергаюсь шантажу.
— Действительно?
Трапп прямо и доверительно посмотрел Гангу в глаза:
— Существуют некие архивы, которые вел канцлер Крауч. По слухам, это настоящее бедствие. Вроде бы в них собраны грязные делишки всех более-менее значимых жителей города. Вот и я не стал исключением.
Ганг сглотнул.
— Кто вас шантажирует?
— Госпожа Де Ла Круа-Минор-Стетфилд-Крауч-Бронкс, — не моргнув глазом, ответил генерал.
Смотреть на командора Ганга было чистым удовольствием.
— Но позвольте… — пробормотал он, — по моим данным эта особа тайно покинула город.
— Брехня, — отмахнулся Трапп. — Прячется просто.
— Вот как, — Ганг смотрел на него недоверчиво и в то же время с разгорающейся в его глазах жадностью.
— Я знаю, где скрывается эта мерзавка. И прошу вашей помощи в её задержании.
— Конечно-конечно… Но Бенедикт, всем известно, что вас связывает прочная… эм… дружба с этой женщиной.
— Она убила моего отца, Бертрам.
— Её невиновность была доказана.
— Кто в это поверит, командор?
Сомнения еще таились в уголках рта Ганга, но он уже заглотил наживку.
— Что же, — решился командор, — я сам отправлюсь вместе с вами.
— Я высоко это ценю, — легко поклонился Трапп.
На живца так на живца. Как скажешь, дорогая.
48
Пеплом кружили над головой Ганга архивы Крауча, а командор в отчаянии метался вокруг борделя, пытаясь спасти хоть что-то.
Только горгона могла спрятать бумаги у Беатрисы, и генералу пришлось выкупать у почтенной жрицы любви все здание, чтобы и подорвать его на глазах у Ганга.
Все было всерьез.
В общем, он мечтал уничтожить архивы с того самого дня, как услышал о них. Гиацинте ни к чему было владеть таким смертельно опасным наследством, что не отменяло того, что она убьет его, как только доберется.
Основная сложность всей этой затеи состояла в том, чтобы сначала показать командору, что это именно эти бумаги, которые он так страстно мечтал получить, а потом выманить его на улицу, да и подорвать все здание целиком.
Генерал решил не мелочиться.
Уж больно потешно выглядел начальник городской тюрьмы, суматошно бегающий вокруг догорающего борделя.
— Что тут происходит? — к нему подъехал глава стражи.
— Так командор Ганг борется за моральный облик столицы, — усмехнулся генерал. — Поклялся отправить всех шлюх в монастырь.