Горгулья
Шрифт:
Почти коснувшись меня губами, она прошептала одно слово:
— Энгельталь.
Без сомнения, читатель, ты хоть раз в жизни сталкивался лицом к лицу с безумцем. Это ощущается моментально, даже если собеседник не успел ни слова сказать, однако тут бессмыслица из ее уст все подтвердила. Встречи с сумасшедшими не особенно примечательны, ведь в мире их, сумасшедших, полным-полно. Меня больше удивила собственная реакция. Обычно при подобной встрече хочется лишь поскорее убраться подальше. На улице человек непременно отведет взгляд, ускорит шаги; в палате я бы мог нажать на кнопку вызова сестры. Но я этого не сделал. Я среагировал на эту
Она отступила на шаг.
— Ты не помнишь…
— Нет.
Что бы она ни имела в виду, я этого точно не помнил.
— Тем интереснее, — протянула она. — Ты в курсе, что мне пытаются отравить сердца?
— Не в курсе, — снова ответил я, гадая, куда может завести нас такой разговор. — Неужели пытаются?
— Да. Но я не могу этого допустить, ведь мне нужно исполнить свою епитимью. — Она оглянулась вокруг, как будто боялась, что нас могут подслушать. — Как ты загорелся в этот раз?
Я был в состоянии выдавить подряд несколько коротких предложений, главное — вовремя делать паузы и дышать, поэтому вкратце рассказал о случившейся со мной аварии: при каких обстоятельствах, где, как давно. Потом поинтересовался, как ее зовут.
— Ты знаешь, как меня зовут! — Она машинально провела рукой по груди, как будто в поисках пропажи.
Я вспомнил, как сам, бывало, поглаживал свой врожденный шрам.
— Что ты делаешь? — спросил я.
— У меня отобрали кулон. Сказали, он может причинить вред, — ответила она. — Здесь недавно умерла маленькая девочка.
Я вспомнил Терезу.
— Откуда ты знаешь?
— Ах, о мертвецах я кое-что знаю, — рассмеялась она. — Ну, надо полагать, нам повезло.
— Как это?
— Мы пережили семилетнего ребенка. Мы ее в сто раз пережили!
— О чем ты говоришь?
— У меня есть собака, Бугаца. — Пальцы ее чуть подергивались. — Ты ей понравишься.
— Я не люблю собак.
— Полюбишь!
— И они меня не любят.
— А! Потому что ты такой суровый и злобный, да?
«Она что, издевается над обожженным калекой?»
— Что означает это имя? — поинтересовался я. — Бугаца?
— Это такая греческая слойка с кремом, и моя собака именно такого цвета. Может, я ее к тебе в гости приведу.
— Собак сюда не пускают. — Вдох. — Даже цветы способны меня прикончить.
— Ха! Кому другому расскажи! Ты-то знаешь: бояться нужно не собак, а более страшных вещей. — Она легко опустила руку мне на грудь, с какой-то непонятной нежностью. Я поежился — не от одного прикосновения, но еще и от блеска ее глаз. — Тебя терзает жестокий соблазн убить себя; не стану утверждать, что виню тебя. Однако сейчас не время и не место для подобных занятий.
С чего она об этом заговорила? Нужно сменить тему!
— Хорошо выглядишь для своих семи сотен лет.
— В отличие от тебя! — фыркнула она, смерив меня взглядом. Впервые кто-то осмелился шутить о моих ожогах. — Так что, ты думаешь, мне делать с сердцами?
— Думаю… — Я умолк, чтобы ей показалось, будто я старательно обдумываю вопрос, хотя на самом деле собирался с силами для следующего долгого предложения. — Думаю, их следует отдать законным владельцам.
Она широко распахнула глаза, как будто я попал ключом в секретную скважину, и я вдруг испугался, что ошибся кнопкой на приборной панели безумия. Однако столь же быстро внезапное воодушевление сменилось
4
Повели, Господи, благословить. — Элемент католической мессы (лат.).
— Три Наставника подтвердили мне, что это именно ты. Это ради тебя я довела до совершенства свое последнее сердце!
Сами слова явно вызвали в ней невероятное волнение. Она едва не заплакала, когда добавила:
— Я так долго ждала!
И как раз в этот миг Бэт раздвинула шторы. Она поразилась, обнаружив посетительницу (спустя столько одиноких недель!), но удивление быстро сменилось тревогой — в глазах незнакомки медсестра заметила блеск безумной радости. Потом Бэт осознала, что, хотя на гостье халат, он не того зеленого оттенка, какие выдают посетителям, а более темного, как у пациентов, и что на ней специальный браслет, цветом обозначающий пациента из отделения психиатрии. Бэт, настоящая профессионалка, не стала выгонять гостью сама, а просто вошла к нам, чтобы не оставлять меня с ней наедине. И тут же вызвала санитара — «проводить даму» назад, в психиатрическое отделение.
Я чувствовал, что бояться нечего, да и, честно говоря, приятно было получить эту мини-инъекцию безумия в удушающе-стерильной атмосфере палаты. До появления санитара, у нас было несколько минут; мы с незнакомкой спокойно продолжали разговор, а Бэт внимательно за нами присматривала из дальнего конца комнаты.
Гостья шепнула мне, стараясь, чтобы никто не услышал:
— У нас есть общая знакомая.
— Сомневаюсь.
— Ты видел ее только раз, в толпе. Она не может говорить, — шептала девушка, наклоняясь ближе. — Но ты дал ей знак.
— Какой знак?
— «Ты хотел узнать, откуда у тебя шрам?» — Гостья моя протянула руку к груди, и мне показалось, что она прикоснется к тому же месту, где был и мой шрам, однако она только безуспешно искала пропавший кулон.
Как сумела незнакомка столь точно угадать слова из той записки, что я получил на авиашоу? Ну ладно, я разумный человек, рационалист… Произошло странное совпадение.
Совпадение! И чтобы доказать это, я попытался увести разговор в сторону.
— У меня все тело в шрамах.
— Я говорю не об ожогах. Тот шрам, с которым ты родился, шрам над сердцем.
Но тут появился санитар и стал уговаривать гостью уйти. Бэт помогала, собственным телом теснила ее к дверям.
Голос мой был еще слаб, но я постарался вскрикнуть как можно громче:
— Откуда ты знаешь?
Девушка обернулась ко мне, не обращая внимания на чужие руки, хватавшие ее за локти.
— От таких, как мы, всегда проблемы: мы не умираем по-настоящему.
На этих словах санитар увлек ее прочь из палаты.