Горгулья

Дэвидсон Эндрю

Марианн Энгел присела рядом и прошептала:

— Что ты ищешь?

— Ты же видела их, да?!

— Я не понимаю, о чем ты…

— Призраков!

— Ах, призраков… — Она хихикнула. — Знаешь, нельзя на них пристально смотреть. Это все равно, что ловить скользкого угря за хвост. Только покажется, что поймал, а их уже нет…

Мы пробыли на празднике еще несколько часов, но я все время выискивал фантомы. Я знал, что видел невозможное: что это не просто обман зрения. Я действительно видел! «Ты такой же чокнутый, как она». К черту, змея! Я тебя утоплю в морфии так, что сама захочешь скинуть кожу до срока!

Мы вернулись домой; Марианн Энгел накрыла стол к чаю, пыталась меня успокоить. Но ничего не вышло,

и тогда она решила снова рассказать о нас. Надеялась, что мне станет лучше, если я узнаю, поженились мы или нет. Действительно…

Глава 23

Всерьез я ни о чем таком даже не думала… пока ты не сказал, что когда-нибудь будешь готов сделать мне предложение. Конечно, порой фантазировала, но я ведь и так успела нарушить целый набор вечных клятв; стоит ли давать новые? В глубине души я боялась, что предам тебя — так же как предала матушку Кристину, и, поскольку больше ты о свадьбе не заговаривал, решила, что разговоры были пустые — обычные мужские сказки в порыве романтизма. Честно говоря, меня это нисколько не задевало — жизнь и так подарила мне гораздо больше, чем я надеялась. Я выполняла работу для бегинок и привносила улучшения во все этапы книжного дела, и вскоре сведения о том, что я обучалась в энгельтальском скриптории, просочились в дома некоторых состоятельных горожан.

Так всегда бывает… Богатым хочется выставлять напоказ то, чего нет у других людей. А в давние времена что лучше книг годилось для этой цели? Книги позволяли продемонстрировать не только богатство, но и необычайную образованность и вкус. Тем не менее заказ от некой знатной дамы застал меня врасплох: ей требовался список «Der gute Gerhard» Рудольфа Эмского, ко дню рождения мужа. Я отказалась, опасаясь обидеть тебя столь явным намерением тоже приносить в дом доход. Но богатые все одинаковы — считают, что у каждого бедняка своя цена. И, как выясняется, они правы. Дама предложила мне сумму, которая превосходила твой годовой заработок. Я принялась отнекиваться, но… что ж, такие деньги нам не помешают, и я попросила немного времени на раздумья.

Я не знала, как тебе сказать… Мы ведь оба согласились, что ты пойдешь в подмастерья, ради будущей пользы… но платили тебе так мало, что заработка, который ты приносил в дом, не хватало даже на самое необходимое. Еврейская чета, сдававшая нам жилье, вошла в наше положение; хотя наши хозяева и сами вели далеко не роскошную жизнь, они любезно предложили отсрочить часть арендной платы. Только это и держало нас на плаву, но ты начал думать, что подводишь и их, и меня.

Я несколько дней металась по комнатам, пыталась заговорить — и сразу замолкала.

Ты настойчиво спрашивал, что случилось, а я все время отвечала «ничего». Наконец это сделалось невыносимо и ты заставил меня все рассказать. Честно говоря, с моей стороны, конечно, имел место определенный фокус — я переложила с себя ответственность, вынудив тебя допытываться признания. Я объяснила, что хочу опять вернуться к работе с книгами, и передала предложение знатной дамы. Обставила все так, как будто ты окажешь мне одолжение, если позволишь взять заказ.

Ты воспринял все лучше, чем я ожидала, и согласился, чтобы я взялась за работу, если это доставит мне удовольствие.

Ты смирился с ситуацией, при молчаливом, невысказанном вслух условии, что мы оба будем делать вид, будто я почти не работаю, а трачу время на хобби. Впрочем, глаза твои явственно округлились, когда я назвала предложенную мне сумму.

Дама туг же внесла небольшой аванс. Небольшой для нее, но для нас — огромный! Я даже не сразу решилась потратить хоть часть полученных денег — ведь стоило начать, и я уже не могла бы отказаться от обещания. Первую

монету я вручила продавцу пергамента, испытывая настоящее облегчение, и сразу принялась за работу.

Первая книга была закончена, и даме, кажется, понравилось. Не знаю, то ли она порекомендовала меня своим друзьям, то ли богачи сами отыскали меня по другим каналам, да, впрочем, и неважно. Каким-то образом меня нашли.

В Майнце очень не хватало хорошо обученных книжников, и я, как женщина, получившая навыки в Энгельтале, пользовалась большим спросом. Как говорится, нет художника в своем отечестве, зато все думают, будто в других местах они с деревьев падают точно спелые фрукты. Больше того: хотя все признавали, что самые желанные книги происходят из церковных скрипториев, даже дворянин не всегда мог заполучить рукопись, созданную в настоящем монастыре. В этом случае книга моей работы была наилучшим вариантом замены. С отдельным удовольствием можно было хвастаться, что вашу собственную рукопись создала энгельтальская монахиня — конечно, недоговаривая, что монахиня уже не состоит всамом ордене.

Вскоре заказов у меня стало больше, чем времени, и тогда пришел черед взяток.

Я как-то мимоходом упомянула, что очень люблю готовить, и знатная дама немедленно пообещала прислать мне самое лучшее мясо, если я перемещу ее заказ в начало очереди. Я согласилась и вскоре ощутила, сколь молниеносно в высшем свете разлетаются слухи. Мне тут же начали предлагать самые разные деликатесы, и я оглянуться не успела, как просо на нашем столе сменили овес и ячмень. Нам несли все фрукты по сезону — вишни, сливы, яблоки, груши и терн… и такие ценности, как имбирь и гвоздика, горчица и фенхель, сахар и миндаль. Ты даже не представляешь, что это значило! Я, если не переводила и не переписывала, все время пробовала новые рецепты — как будто торопилась отыграться за все неведомые мне до сих пор блюда. Хозяйка дома охотно помогала — ведь и ей не часто доводилось использовать столько специй — а меня забавляло собственное превращение в грешницу чревоугодницу. В конце концов Данте и сам отправил в Ад сиенца, «любителя гвоздики, которую он первый насадил в саду»…

Вскоре мы зажили совсем как боги во Франции. Дверь моя была открыта, на огне всегда томилось рагу, и мы быстро сделались самой любимой парой в округе. К нам заглядывали даже мои приятельницы-бегинки, хотя всегда при виде изобилия старательно изображали презрение. А я напоминала: они ведь поклялись творить милость, а какая же это милость, если я обижусь? Они притворялись, будто делают мне одолжение, пробуя мою еду, а я увидела, что за столом даже бегинки не прочь посплетничать.

Еврейки тоже заходили, и я с изумлением обнаружила, сколько же из них самостоятельно ведут дела, особенно после смерти мужа, когда жене приходилось брать семейный бизнес на себя. Положа руку на сердце, меня это очень вдохновило. Когда работы стало так много, что я уже не могла принимать новые заказы на рукописи, именно еврейки надоумили меня нанять работников и создать свое дело.

К этому моменту твою уязвленную гордость уже смягчили деньги. Ты позволил мне поступать на свое усмотрение, и я приняла решение расширять дело. Почему бы и нет? В скриптории я видела, как несколько человек совместно работали над книгой; вдобавок у меня имелся опыт общения с торговцами и знание всех производственных процессов. Чем дольше я раздумывала, тем больше убеждалась, что справлюсь.

Сначала я отыскала симпатичного мне продавца пергамента. Снискала его уважение тем, что подсказала, как улучшить известковый раствор, в котором вымачивают кожи. Сначала он едва оправился от шока: как это так — неужели женщина способна хоть чему-то научить?! Но уж с тех пор наши отношения процветали. Мы уговорились, что он ежемесячно станет делать для меня бумагу, со скидкой за объем.