Гори, венчальная свеча
Шрифт:
По счастью, было еще вполне темно, звезды не ушли с небосвода. «Значит, мы успеем вернуться, покуда все спят…» – подумала Лиза, да так и остолбенела. О Господи! А зачем вообще возвращаться?! Во всяком случае, ей, Лизе?! Обессиленная, отупевшая от волнений последних дней, она только сейчас осознала, что больше не надо мечтать о побеге – она уже на свободе, уже вырвалась из проклятого дворца, из гарема, и теперь главное – уйти как можно дальше от Эски-Кырыма. Не станут Баграм и Гюлизар-ханым чинить ей препятствия. Они помогут, непременно помогут ей скрыться!
Лиза устремилась к темной фигуре, прислонившейся к дереву. Там был кто-то один, она еще не могла понять,
– Я не смогла, простите меня! – выкрикнула она покаянно. – Это было так страшно! – И осеклась. Что-то не так…
Ждущий ее человек не двинулся навстречу, как это сделали бы друзья. Он стоял недвижимо, словно затаясь, словно выжидая. И вдруг откуда-то из леса донеслось громкое ржание.
Откуда тут взяться коню? Неужели за ними погоня?!
Она метнулась было прочь, но в этот миг темная фигура отстранилась от дерева и шагнула к Лизе. Прежде чем та успела увернуться, человек схватил ее за руки.
– Что же ты делаешь здесь ночью, Рюкийе-ханым? – спросил он с издевкою.
Странно, однако первым чувством Лизы было облегчение оттого, что сей голос незнаком ей. Она-то уж готова была услышать голос Сеид-Гирея или, что еще страшнее, Гюрда!..
Глава 24
Атласный мешок
«Коли так, уж выкинуть бы, все какой-то прок!» – мрачно думала Лиза.
Да, после этакой-то скачки диво было не выкинуть… Она сидела боком на седле, впереди всадника, тропа была тряская, и все тело теперь ныло и болело. Вдобавок айдамах [77] , который вез Лизу, не упускал случая ее полапать, и она губы себе искусала от отвращения. Однако ни пикнуть, ни вырваться, ни тем более в кровь исцарапать ненавистную рожу не смела, а с трепещущим сердцем смотрела на двух передних лошадей: через их спины были небрежно, точно два мешка, перекинуты связанные Баграм и Гюлизар-ханым… Когда бесконечный путь по лесным тропам наконец закончился и пленников, не говоря ни слова, заперли в какой-то просторной хижине без окон, оставив за дверью часового, Лизе пришлось долго ухаживать за своими друзьями, пытаясь привести их в чувство. Воды не дали, она только и могла, что вытащить кляпы, распутать узлы и осторожно растирать руки и ноги, пока Гюлизар-ханым и Баграм не пришли в себя.
77
Разбойник.
– Проклятый Мансур! – простонал армянин, тяжело переводя дух.
– Но откуда же он проведал? – охая, отозвалась его сестра. – Ведь никто, кроме нас, не знал, куда мы идем!
– Может быть, за нами следили? – предположил Баграм, садясь и ощупывая ссадины от веревок на запястьях. – Или тот делибаш [78] , коего ты наняла, обвел тебя вокруг пальца?
Гюлизар-ханым за голову схватилась:
– Быть того не может!..
– Да о чем вы? – не выдержала Лиза. – Кто он, Мансур? Тот бородатый, который меня подкараулил у развалин?
78
Сумасшедший.
– Да, я сразу узнал его, – с тоской ответил Баграм. – Но нам накрепко заткнули рты, и я мог только беспомощно смотреть, как ты доверчиво бежишь в его ловушку…
– Да кто ж он таков? Неприятель Сеид-Гирея?
– О, еще какой! Правда, всего полгода назад я частенько
– Проклятый айдамах! – проворчала Гюлизар-ханым. – Нечестивый предатель!
– Ну, будь же справедлива, сестра моя Гоар, – усмехнулся Баграм, – ведь если кого-то и можно называть предателями, то в первую очередь, пожалуй, Гиреев!..
Гюлизар-ханым яростно сверкнула глазами, но, не найдя что сказать, только недовольно отвернулась, когда Лиза принялась еще настойчивее допытываться, кто же такой Мансур.
И вот что поведал Баграм.
Два брата Мансуры находились в дружеских отношениях с Сеид-Гиреем, подобно предкам своим. Особенно Ахмет, самый старший и разумнейший, был настолько близок к хану, что почти не разлучался с ним.
Однажды Ахмет сообщил Гирею, что собирается жениться на девице из знатного рода, Хаджике. Гирей одобрил его намерение, но ему непременно захотелось увидеть особу, избранную гордым беем. Естественно, что желание сие было выполнено. Но, увы, хан до того пленился красою невесты, что пожелал любой ценой завладеть ею…
Через некоторое время после свадьбы Ахмета хан прознал, что братья Мансуры выехали на охоту и молодая жена осталась в доме лишь со своими женщинами. Через преданных слуг Сеид-Гирей похитил ее и привез в свой гарем, где скрыл под чужим именем, предполагая, что мужу и в голову не придет обвинить хана. Тем не менее один из друзей Ахмета Мансура, проведав о свершенной гнусности, сообщил о том обманутому супругу. Мансуры тут же поклялись отомстить бесстыдному Гирею. Они собрали шайку лучших молодцов и порешили сделаться айдамахами: переселиться в леса и громить ханство до тех пор, пока Аллах не лишит престола презренного Гирея.
– Но я-то зачем ему понадобилась? – вскричала Лиза. – Иль попутал с кем?
– Ты забыла, с чего я начал, – укоризненно произнес Баграм. – Сеид-Гирей похитил молодую жену Ахмета. Немногим известно, что Хаджике уже была тогда беременна и вскоре умерла в преждевременных родах. Думаю, что теперь Ахмет решил расквитаться за новый и старый позор, похитив тебя, несущую во чреве своем плод Гирея!
Он ожидал взрыва ужаса, но Лиза сидела неподвижно, понурив голову.
Баграм подошел к молодой женщине и легко коснулся ее плеча:
– Устала?
Лиза молчала.
Баграм, тревожно переглянувшись с сестрою, с трудом опустился на пол.
– Ты устала, Рюкийе?
Лиза медленно кивнула и вдруг повернулась к Баграму так резко, что он невольно отшатнулся.
– Устала?.. Да. Я жить устала! Понимаете? Устала быть добычей! Меня можно купить и продать, бросить в постель и выгнать из нее, прижать и оттолкнуть, избить, убить, отомстить кому-то через меня… Но при чем тут я? Что мне-то за дело до Гиреев и Мансуров? Я хочу быть сама по себе, нести свою вину, а не проклятие неизвестного мне рода! Не хочу расплачиваться за чьи-то грехи! Хочу сама выбирать, сама прощать или не прощать. Сама! Когда все это кончится, эффенди?
– О дитя! – Тихий печальный вздох был ей ответом. – Но ведь все это только начинается…
Его слова оказались подобны последнему удару, который добивает жертву. Лиза умолкла, прильнув к Баграму, а он едва слышно зашептал, словно опасаясь нарушить тишину, воцарившуюся в хижине:
– Мне всегда казалось, что мужчины в глубине души уверены, будто женщины им не нужны, они помеха в страшных и грандиозных замыслах мироустройства или мироразрушения, потому так немилосердны с ними, отшвыривают их от себя, топчут ногами.