Гори, венчальная свеча
Шрифт:
Ее стон вырвал Лизу из оцепенения. Она подползла к распростертой на полу армянке и обняла ее.
– Гоар, – всхлипнула Лиза, – Гоар, миленькая, не умирай!
– Нет, я умираю, дитя, – прошептала та. – Но ты не плачь, не плачь… Прости меня, Рюкийе. Это я напустила скорпионов в твою мыльню. Хотела, чтобы ты испугалась, чтобы все вокруг было пропитано твоим страхом. Сеид-Гирей любил, когда женщина источает страх. Это было для него словно благоухание цветка для шмеля…
Но Лиза, не слушая, плакала в голос:
– Не умирай, Гоар! Я боюсь!
–
Она умолкла. Похолодевшие пальцы заскребли по ковру, и Лиза отчаянно завыла, хватая Гюлизар-ханым за плечи и тряся ее что было сил.
– Не надо, не надо, Гоар, прошу тебя!
Огромные черные глаза в провалах черных теней медленно открылись; и Лиза не поверила себе, когда вдруг увидела в них живые искорки улыбки.
– Самая сладкая вещь в мире – человеческий язык. – Голос Гюлизар-ханым дрожал, словно она с трудом сдерживала смех. – Знаешь, чей след найдет Сеид в подвале, в золе? Кто станет жертвой его?
Лиза недоуменно воззрилась на нее.
– Это… Чечек! Уж больше-то она не скажет мне – Бурунсуз! – выдохнула Гюлизар-ханым с последним смешком, и голова ее безжизненно запрокинулась.
Глава 26
Мост Аль-Серат
Лиза опустила веки покойницы, сложила руки и поправила черный шелк покрывала на изуродованном лице.
Ей хотелось так и сидеть здесь, долго-долго, в мертвенном оцепенении, без чувств и мыслей; но Гоар следовало обмыть и переодеть, пока кровь не засохла. Лиза с трудом поднялась и побрела к выходу. Надо позвать служанок…
За дверью ее чуть не сбила маленькая татарочка, которая сломя голову неслась куда-то, прижимая к груди алые сафьяновые полусапожки.
– О госпожа! Прости меня! – Испуганная татарочка согнулась в поклоне, и две дюжины ее блестящих косичек свесились до самого пола. – Я искала валиде Чечек, она оставила у водоема свои папучи и послала меня за ними.
Девочка выпрямилась, и Лиза разглядела, что подошва одного башмака испачкана чем-то серым, будто густой пылью. Да ведь это зола!
«Знаешь, чей след найдет Сеид в подвале, в золе?..»
О Господи… След в золе! След Чечек!.. Что это говорил Сеид-Гирей? Что велели ему приснившиеся старцы? «Найти того, кто оставит в золе свой след, и убить этого человека, отдав им в жертву. Тогда вскорости мне откроется богатейший клад, и все беды и несчастья мои навек отступят».
Запоздалая дрожь пронизала ее тело. А ведь с Гирея станется исполнить эту жестокую нелепость: он суеверен, будто дитя малое. Нет, может быть, пожалеет Чечек?..
Сеид-Гирей безумен. Он только что готов был лишить жизни ее, Рюкийе, он только что в запале убил женщину, взрастившую его, и не остановится перед тем, чтобы принести в жертву воображаемой удаче надоевшую ему валиде.
Лиза зажмурилась. Зачем, зачем вызвала она к жизни любовь Сеид-Гирея, преданность Баграма и Гоар, если все это принесло смерть и принесет еще новые жертвы? Что делать? Как исправить
Лиза выхватила алые папучи из рук служанки, которая смотрела на нее, вытаращив глаза, и, пробормотав: «Я сама отдам их валиде!» – кинулась было к покоям Чечек, но татарочка поймала ее за полу и смущенно потупилась.
– Валиде в твоей опочивальне, госпожа…
Лиза запнулась было, но тут же поспешила дальше. Конечно, Чечек решила, что с соперницей уже покончено, потому и заняла так поспешно ее покои вместо своих, выгоревших. Вспыхнула в душе старая обида и погасла. Теперь, перед лицом смерти, все их распри казались такой ерундой!
Глаза Чечек, раскинувшейся на просторной постели, широко раскрылись при виде Лизы, но изумление тотчас сменилось яростью. Она вскочила так резко, что маленький столик возле тахты опрокинулся, и драгоценности, подарки Сеид-Гирея, раскатились по полу. Чечек с явным удовольствием растоптала жемчужное ожерелье, отшвырнула ногой кольца и браслет, угрожающе двинулась к Лизе.
– Ах ты, напасть! Жива еще? Вот так диво! Зачем явилась? Какое новое паскудство измыслила?
– Твои? – сунула ей Лиза папучи, и Чечек удивленно воззрилась на них.
– Ну, мои. А что? Иль тебе занадобились? Да ведь на твои колодки они не налезут!
Лиза даже зубами скрипнула. Что правда, то правда: ножки у Чечек были малы, будто у ребенка, не то что узкие, долгие ступни Лизы. Да, Чечек хорошо знала, чем женщина может уязвить женщину! Но Лиза вновь не позволила обиде одолеть себя.
– Не время собачиться! Лучше послушай меня.
Она торопливо пересказала все, что произошло после появления Сеид-Гирея, его сон и признание покойной Гюлизар-ханым, потом ткнула пальцем в подошву башмака.
– Видишь? Зола! Понимаешь, что будет, если султан угадает, чей след в золе оставлен?
Чечек слушала ее молча, с видимым недоверием, и только злобно блеснула глазами.
– Ладно врать-то.
– О Господи, – безнадежно вздохнула Лиза, – Хватит болтать. Коли не хочешь, чтобы пришли да на правеж тебя поволокли, делай что-нибудь! Бежать тебе надо!
– Нет, быть не может, – отмахнулась Чечек. – Не верю я тебе.
Тут в дверях показалось румяное узкоглазое личико.
– Валиде и ты, госпожа! Всех вас в подвал кличут. Господин наш султан всех там ждет. Приказано спешить, – она увидела босые ноги Чечек, – и обувку всю с собой велел прихватить, какая есть.
Молоденькая служаночка исчезла.
– Слышала? Ну что, врала я тебе? Врала?
Чечек взглянула исподлобья.
– Не посмеет он на меня руку поднять!
Лиза горестно усмехнулась:
– А на меня посмел? И на Гюлизар-ханым?
Темные глаза Чечек заволокло дымкой страха, но она не уступала:
– Почем знать, может, это ты сама башмак мой в золе выгваздала!
– Хорошо, – обреченно кинула Лиза, – я это сделала, хорошо. Но зачем к тебе-то пришла? Зачем упредила, скажи, Христа ради?!