Гори жить
Шрифт:
Руки, быстро наливаясь свинцовой ватой, еще держали его, но долго так продолжаться не могло.
«Кажется, всё, — подумал Майк, и кривая ухмылка исказила его лицо. — Походу, это конец…»
Мысль эта нисколько не обеспокоила его, и даже напротив, принесла некое подобие облегчения.
«Я неправильно жил, — думал он, глядя то в небо, то в бетонную балку перед своим носом. Из того, что было — не уберег ничего. Получается, жил напрасно. Жил низачем… А значит дальше жить — незачем».
Он получше перехватился правой, высвободил левую руку, вынул из кармана телефон и разжал пальцы.
«Достойная смерть для телефона, принадлежавшего погибшему альпинисту, — подумал Майк. — В конце концов, я всегда знал, что однажды сорвусь и расшибусь о скалы…»
Хватка его правой руки еще не ослабла окончательно, и он, если бы захотел по-настоящему сильно, смог бы выкарабкаться наверх. Но желания такого Майк в себе не чувствовал. Он перестал цепляться за неровный бетонный край балки, и ладони тут же соскользнули с опоры. Вниз полетел, почти теряя сознание от ужаса и испытывая вместе с тем невероятное облегчение и даже почти радость.
* * *
Неладное Джо почувствовал, уже сидя в самолете. Ощущение непоправимости событий, происходящих за полмира от машины, летящей над океаном, захлестнуло его горечью. Не в силах высидеть более ни секунды, Джо поднялся с кресла, прошагал по салону первого класса до шторки, отделяющей стюардесс от пассажиров, отодвинул ее и шагнул вперед.
Так могли бы описать его исчезновение люди, летевшие рейсом «Гонконг — Цюрих». Однако никто из пассажиров первого класса в тот момент почему-то даже не поднял взгляда. Стюардессы же никого, зашедшего на их территорию, не заметили. Далее самолет летел, мгновенно потеряв примерно 80 кг груза — но на пилотировании судна это не сказалось никак.
В Церматте Джо оказался в самый нужный момент. Никто не видел, что именно он сделал — да и вообще никто из людей не видел Джо — однако вместо того чтобы разбиться о камни ущелья, Майк мягко опустился на кушетку в своем номере…
Его обморок обернулся глубоким сном, а зашитая рана на ноге затянулась сам собой. Сломанный стул исчез, замененный новым. Скособоченная дверца избитого шкафа выправилась. Смятая штора расправилась. На столе появилась пачка купюр в плотном конверте, и листок бумаги со следующей записью:
«Mike, buddy, you were sleeping. I didn't want to wake you up… Майк, дружище, ты спал. Я не стал будить тебя. Привез тебе денег, договорился о твоем лечении у здешнего специалиста. Его я рекомендовал тебе раньше, перед твоей поездкой в Японию. Это Зеппли Вайс, ты найдешь его в паре-тройке кварталов отсюда. Меня не ищи, я буду занят в ближайшее время. В Москве шухер, тебя разыскивают на предмет допросить о пропавших средствах, принадлежавших инвесторам. Дай им месяца два на разбирательства, и тогда версия о твоем злонамеренном участии распадется сама собой, а ты избежишь следственного изолятора и утомительных допросов. Меня тоже щемят, но правда победит.
В общем, давай, мне страшно некогда, я сваливаю. Еще отожжем! Farewell!
Joe McAlpin»
Дописав, Джо откинулся от стола и повернулся к Джиму, недвижимо стоявшему поодаль. Лицо
— Джо Макальпин! — сухим голосом проговорил Джим. — Изменив ход событий, лишив присутствующего здесь человека права самостоятельно формировать свою судьбу, вы совершили тяжелое нарушение. Вам выносится предупреждение. С этого момента вы утрачиваете возможность пользоваться привычным для окружающих обликом. Выберите себе новую личность.
— Выбрал, — так же сухо ответил Джо. Он утратил молодость и стройность. Серебристая седина заблестела на его висках. Глаза потемнели и округлились. С лица исчезла двухдневная щетина, но появились морщины. Изменившаяся фигура Джо стала чуть более коренастой, приземистой, а в спине появилась сутулость, наживаемая десятилетиями работы за письменным столом.
Удобные штаны с глубокими карманами превратились в наглаженные брюки. Мягкие спортивные туфли заблестели глянцем лакированной кожи. Серый пиджак из мягкой шерсти охватил крепкие, но заметно поникшие плечи. Подбородок подперла жесткая бабочка. Бейджик, прикрепленный к нагрудному карману зубастой жестяной прищепкой, гласил: «Seppli Wei, Doktor der Psychiatrie, Psychotherapeut».
— Официальная часть окончена? — спросил Джо, отныне Зеппли Вайс.
— Я бы должен сказать еще, какие тебя ждут неприятности, если не внимешь предупреждению, но ты живешь дольше меня и, думается, лучше меня знаешь этот урок.
Джо кивнул.
— Но ты-то, Джим, лично ты — понимаешь, почему я так поступил?
— Понимаю, Зеп. Прекрасной нужно иногда давать по рукам, а то от нашего с тобой мира в скором времени мало что останется…
Спящий Майк вздохнул и пошевелился. Джим приложил к губам палец и положил руку на плечо друга. Пожилой доктор качнул головой, тихо поднялся со стула, и пара неслышно вышла из номера. Запираемый замок даже не щелкнул. Только ключ, вставленный в замочную скважину изнутри, тихонько помахал биркой с номером — словно прощался с кем-то…
Второй Маттерхорн. И поражение может стать победой!
Второй Маттерхорн. И поражение может стать победой!
«…Один в вышине
Стою над снегами у края…»
А. С. Пушкин, «Кавказ»
— Вот так десять дней назад я попал к вам, доктор.
Майк закончил свой рассказ и затих на кушетке. Вечер переходил в ночь, на столе у врача светились лампы с амурами. В дальнем углу невидимая девушка с трудноуловимым шотландским акцентом напевала об огнях даун-тауна и горечи своих переживаний.
— Попробуем резюмировать, — подал голос Зеппли Вайс. С одной стороны, вы отчетливо помните, как шли к ущелью и как сорвались с моста. С другой стороны, очнулись вы в своем номере, лишенном всяких следов учиненного вами погрома; при этом состояние вашего здоровья улучшилось: рана зажила. Кроме зажившей раны, не заметили ли вы еще какие-нибудь изменения в собственном состоянии?
— Не знаю, нужно ли заострять на этом внимание, герр Вайс, но мне показалось, что моя татуировка на спине изменилась. Черный цвет стал гуще, да и орнамент как будто бы увеличил площадь.