Горицвет (сборник)
Шрифт:
— Хорошо на озере жить: жарко тебе — искупался; прохладился — лежи грейся. А нам хоть бы раз искупаться.
Так было летом, а осенью, когда поприжали землю
утренние морозы, холодно стало в озере. Выбралась Лягушка на берег.
— Пойду, — говорит, — в лес, скажу деревьям: зря они завидовали мне. В озере хорошо жить только летом, а осенью жуть как холодно.
Пошла. А какой у Лягушки шаг, сами знаете: прыгнет — шлепнется и опять прыгнет. Прыг-шлеп, прыг-шлеп. Пока добралась до леса, дня как не бывало. Вечер уж
«Я им завтра все скажу», — подумала Лягушка и залезла в дупло. В дупле было тихо, тепло. Лягушка пригрелась и уснула. Сквозь сон слышала она: что-то гудело в лесу, шуршало. Трещали отчего-то деревья. Потом что-то капало, булькало. Запели птицы, и Лягушка проснулась.
Вылезла из дупла, смотрит и никак понять не может, что с лесом случилось: не такой он стал за ночь. Когда засыпала она, он был желтый весь, а сейчас вон зеленеть собирается. И птиц вчера вечером не было, на юг они улетели, а сейчас вон поют. И снега
никакого не было, когда она спать ложилась, а сейчас вон кое-где белеется в чаще. А прошла всего одна ночь.
И другого никак не могла понять Лягушка: зачем она в лесу оказалась? Ее место на озере. Помнится, зачем-то шла она в лес, а зачем — забыла. Ну и ночь же выдалась странная какая-то: все перепутала, не понять что к чему.
Так & не вспомнила Лягушка, зачем она в лес пришла.
— Ладно, — говорит, — потом вспомню.
И вернулась' к себе на озеро. И опять все лето лежала на листе кувшинки и говорила всем:
— Смотрите на меня: вот кувшинка, а вот —я.
Жарко станет, искупается и опять лежит. А деревья завидуют ей:
— Хорошо на озере жить: когда хочешь, тогда и купаешься.
И так было все лето. А как прижали опять морозы воду в озере, вспомнила Лягушка, зачем она в лес ходила : чтобы сказать деревьям, что и в озере не всегда жить хорошо.
— Пойду скажу все-таки, — решила она и пошла.
А что у нее за шаг, сами знаете. Пока допрыгала,
вечер наступил, а вечером кто ж разговаривает в лесу? Вечером в.лесу все спят.
«Я им завтра скажу», — подумала Лягушка, забралась под ворох опавших листьев, пригрелась, уснула.
И опять, как и в прошлый раз, что-то выло в лесу, потом что-то шуршало, потом что-то булькало, текло. Птицы запели, и Лягушка проснулась.
Смотрит вокруг и опять ничего не понимает: зачем она в лесу? Ее же место на озере. И что с лесом сталось: то поблекший был, желтый весь, а то уже зеленеть начинает. А прошла всего одна ночь.
— Ну и ночи в лесу, — сказала Лягушка и попрыгала к себе на озеро.
Так и на этот раз не вспомнила она, зачем в лес приходила.
МЕШОЧНИЦА
Жила у себя в домике бабочка, звали ее Мешочница. Крыльев у нее не было, да
— А зачем мне крылья? — говорила она. — Крылья нужны тем бабочкам, у которых нет своего угла. Негде им жить, вот они и порхают с цветка на цветок. А у меня есть домик...
Она очень гордилась, что у нее есть дом. Правда, с улицы он был не особенно красивым: чехольчик из паутины, да еще утыкан стебельками, щепочками. Зато внутри это был настоящий дворец: стены обтянуты шелком, атласом... Живи да радуйся.
И бабочка радовалась:
— Ни у кого нет больше такого домика...
Прилетали женихи к ней. Была она молоденькой,
и они звали ее:
— Идем попорхаем над лугом.
— Как же я пойду? — говорила она. — Я вылезу, а кто-нибудь займет Мой домик.
Женихи улетали, прилетали опять. Сидели возле нее, рассказывали о небе. Она слушала, поддакивала:
— Да, в небе, конечно, хорошо, но у меня в домике лучше, спокойнее.
Й за всю жизнь ни разу не покинула своего домика. Даже замуж вышла, не выходя из него. Да только муж не стал долго жить с нею. Посидел немножко возле нее и улетел.
— Скучно у тебя, — говорит.
И осталась Мешочница совсем одна. Нанесла горку яичек и умерла. А домик детям оставила: им пригодится.
Неточно, пригодился ее домик детям. Выклюнулись они из яичек и тут же стали домик матери делить.
Разделили. Кому щепочка досталась, кому прутик. Иззубрили они их, измельчили. Склеили себе мешочки, обтянули внутри шелком и стали жить.
Летом спали и ели. Зимой только спали. А весной из одних мешочков вылезли маленькие темные бабочки, а из других никто не вылез. Только высунулись головки бабочек-мешочниц, осмотрелись, сказали:
— У нас есть домики. Зачем нам вылезать?
И остались сидеть в мешочках, в мать пошли. А те, темные, с крылышками, — в отца удались. Летали они над. лугом, уговаривали мешочниц:
— Пойдемте полетаем...
Присаживались к ним. Рассказывали о небе. Слушали их мешочницы и поддакивали:
— Да, в небе хорошо. Но дома все-таки лучше.
И не вылезали из своих домиков.
И не росли у них крылья. Бескрылыми были бабочки.
ПОЧЕМУ ГУБАН МОЛЧАЛ
Сошлись в море четыре рыбы, четыре отца — Губан, Колюшка, Морской Конек и Куртус — и ну хвастать, кто из них как за мальками ухаживает, кто как им расти помогает.
Колюшка сказал:
— Я не то что некоторые рыбы: вымечут икру и больше заботы никакой не знают, сами собой их мальки растут. Я своих ребят по морю не пускаю. Я для них гнездо строю. Я своих ребят в гнезде выращиваю. А ты, Губан, как?
— Уууу, — прогудел Губан и больше ни звука.
Тогда заговорил Куртус. Выдвинулся вперед, лоб свой показал всем, спросил: