Горизонт событий

Гусина Дарья

Иглоголовые медленно опустили копья. Те поркупины, что ковыряли вездеход, отвлеклись от своей антидипломатической деятельности и начали подбираться к нашей машине.

Следующей на крышу вылезла я.

— Сиди внутри, — строго велела я Фиби, тоже сунувшейся в люк. — Ты слишком волнуешься. Эмоции — нельзя, помнишь?

У иглоголовых нечто вроде коллективного разума. Если эти поркупины, возможно, никогда не бывавшие в «Оазисе», «помнят» Курта и Семе, они должны знать и обо мне.

Я слегка расправила крылья. Резкие жесты ни к чему, но

пусть видят, что я «Женщина-Птица». Вскоре вокруг нас собрались все поркупины, даже те, у кого с сухощавых рук-лап стекала коровья кровь. Было страшно. Нет, я не должна бояться. Возможно, внутри вездехода — Глеб Демидов, друг Джея Таавера, человек без имплантата. Я ему должна. О, всего лишь пустячок — новые штаны, но я не привыкла быть в должниках.

— Ты можешь с ними поговорить? — спросил Курт, задумчиво поглощая фри. Вот уж у кого эмоций было по минимуму.

Семе взял ломтик картофеля и «завис».

— Могу, — сказал он минуты через три.

— Как насчет обмена? Что мы можем им предложить… чтобы будущее не пострадало? Но только не себя самих, разумеется. Не думаю, что я сойду за кусок говядины.

Масай снова «завис». Мы с Куртом переглянулись. Время шло. Фиби носилась по дизель-кару, собирая в медицинскую сумку все, что могло пригодиться для обороны (если придется прорываться к вездеходу) и спасения раненых.

Часть поркупинов вернулась к вездеходу и разделке добычи.

— И кстати, почему поркупины крошат корову на такие маленькие кусочки? — поинтересовался бармен.

— Жуки маленькие, коровы большие, — лаконично объяснил Семе.

Курт кивнул. Ну тут-то все понятно. Основной источник белка для поркупинов — насекомые. Рты у них крошечные, зато зубы острые.

Вот они и до костей добрались. В ход как всегда пошли острые куски камней, иглоголовые ловко разделывали тушу, которая таяла на глазах.

— Разве не все коровы на планете принадлежит масаям? — полюбопытствовала я.

— Плата, — туманно выразился Семе. — Мы делимся. Маленькая плата за… — масай задумался, — собратство.

— Вот и хорошо, — кивнул Курт. — Поговори с ними, пока они сыты. В вездеходе кто-то ранен, а мы тут прохлаждаемся и теряем время, — гибридник снова потянул из пакета ломтик картофеля.

Семе улыбнулся, показав крупные белые зубы:

— Зачем говорить? Я знаю, что им предложить. Ее.

Масай ткнул в меня пальцем. Я на несколько секунд потеряла дар речи, а затем выдавила:

— В…в смысле?

— Когда-то, когда все народы жили в любви и понимании, Великой бог подарил масаям коров, всех коров во Вселенной. А Маленькому Народу он даровал всех птиц, — Семе говорил протяжно, словно пел песню, крошечные серебряные монетки на его налобном украшении раскачивались в такт словам и позвякивали, ударяясь о щиток. — Для них ты птица, воплотившаяся в теле человека. Но ты птица. Ты принадлежишь Народу.

— Хорошенькое дело! — воскликнула Фиби, подслушивающая у люка. Ее эмоции явно скакнули от волнения к возмущению. — Елена, быстро спускайся

сюда! Слава богу, ты скоро улетаешь с планеты!

— Да, действительно, — рассеянно поддакнула я, думая. — Семе, что мне грозит? Если я… если я спущусь к ним и попрошу отпустить нарушителей.

— Птицы летают высоко и видят будущее, — масай указал на небо и перешел на свой язык. Курт принялся переводить. — Они берут ночь и превращают ее в день. А день в ночь. Без птиц ночь оставалась бы ночью. Без них небо не вращалось бы вокруг дна мира, и вся небесная слизь стекла бы в глубокие ямы. Птицы бьют крыльями по поверхности и ускоряют вращение неба.

— Это очень романтично, но вряд ли мне по силам устроить фокус со сменой дня и ночи, — пробормотала я.

— Кажется, Семе хочет сказать, что тебе нужно немного полетать… ну вроде как поддержать небо, чтобы оно продолжало вращаться и слизь не потекла бы вспять со всеми звездами. Знаешь, это как раскрутить над головой ведро с сахаром — пока крутишь, ничего не высыпается, — без тени улыбки проговорил Курт.

— Хм, тут есть одна загвоздка — я не умею летать.

— Ты и раньше не умела. Однако поркупины сразу определили тебя в категорию птиц.

— Мой танец, — я подняла брови, — для них он как полет, да?

— Насколько я научился понимать этих славных дикообразиков, да, — кивнул Курт.

Семе затянул монотонную песню. Под звуки его пения поркупины принялись медленно перетекать назад — к нашему кару.

— Самое время выяснить, согласится ли народ отдать нам пленников, если я слегка повращаю небо, — сказала я, чувствуя, как ладони покрываются холодным потом.

— Народ будет благодарен, — сказал Семе, оборвав свою странную песню. — Я в этом уверен.

Он произнес несколько слов на языке поркупинов — будто втянул и выплюнул воздух, закашлявшись в конце фразы. Иглоголовые принялись стекаться к дизель-кару с большим энтузиазмом, чем прежде. Многие подходили совсем близко и изучали меня, вытянув шеи, иглы на их ежиных мордочках топорщились у носа. Я пришла к глубокомысленному околонаучному выводу, что таким образом аборигены демонстрируют любопытство, и предвкушала, как расскажу об этом Фиби.

Я осторожно спустилась с капота кара и двинулась к скалам. За мной шел Семе, его присутствие успокаивало. Время от времени масай кидал в толпу поркупинов какую-то шипящую фразу, аборигены отвечали шелестом игл.

Я шла и спрашивала себя: что я тут делаю? Это точно наяву? Да, я хотела помогать людям, но никак не Глебу Демидову. Если его съедят, это его проблемы, мне, кстати, легче дышать будет, а то его внимание нервирует.

И вообще, это его возвращение на Масай-рок — случайность? Что ему, жениху с самым большим количеством баллов на шоу «Свободный мужчина», делать на провинциальной планетке? Концертов тут больше не планируется, вот и летел бы на «Мишиган», с ее роскошными условиями и десятью звездами по системе оценки сервисов гостеприимства внутри Кластера.