Горизонты и лабиринты моей жизни

Месяцев Николай Николаевич

…В 1934 году мама записала меня учеником в 6-й класс школы № 36 Дзержинского отдела народного образования г. Москвы. Школа находилась за Шереметевским дворцовым парком в деревне Марфино в трехэтажном кирпичном здании, в котором до революции и некоторое время после нее была духовная семинария.

Являясь Чрезвычайным и Полномочным послом Советского Союза в Австралийском Союзе, я как-то поздним вечером в своей резиденции взялся за чтение только что вышедшего в свет (не помню в какой стране) на русском языке романа А.И. Солженицына «В круге первом». Каково было мое удивление, когда я понял, что действие романа разворачивается в основном в стенах нашей марфинской школы! Автор водит героев романа по коридорам, переходам, лестницам, по которым бегали мы, учащиеся, поселяет в комнаты, бывшие нашими классами. Со страниц романа повеяло далеким близким, несмотря

на трагедии, разыгрывавшиеся в этом первом круге. Жаль, конечно, что А.И. Солженицын ни словом не обмолвился о том, что в этом здании был детский дом, была школа. В ней жили, учились те, кто через несколько лет мог вместе с некоторыми из его героев быть на Великой войне. Но это, конечно, дело автора, его привязанностей.

Здание школы находилось на окраине деревни Марфино, стояло на бугре. Внизу протекала речка-ручеек Копытовка, впадавшая в верхний пруд, что перед графским дворцом. Слева было небольшое поле, а за ним лес. Здание школы окаймляли старые липы. И сейчас это место легко узнать: надо доехать на троллейбусе до остановки «Главный вход в Ботанический сад», оглядеться вокруг, и все встанет перед глазами.

В школе-детдоме жили ребята и девчата, бывшие беспризорники, а мы, ученики, приходили из Старого и Нового Останкина, из деревни Марфино и даже из Марьиной рощи и Марьиной деревни. В школе я пропадал допоздна, благо по решению педсовета я пользовался, как и некоторые другие ребята-учащиеся, бесплатным питанием. Школа была моим вторым родным домом. Она накрепко сдружила всех нас — и детдомовцев, и останкинских, и рощинских ребят, детей разных национальностей. Никогда ни в школе, ни на улице не было каких-либо недоразумений на национальной почве — мы просто не замечали, кто какой национальности, и не придавали этому никакого значения. И когда в первомайские и октябрьские праздники все мы, разноплеменные, но все в пионерских галстуках, со знаменами, под бой барабанов и фанфары шли строем от Останкинского парка по нынешнему проспекту Мира, по Сретенке до Красной площади и обратно, шли с песнями, стройными рядами, то сама Москва радовалась нам; так мне казалось тогда.

Школа № 36 Дзержинского отдела народного образования, наша школа, была прекрасна своим дружным, спаянным коллективом учащихся, самоотверженным педагогическим коллективом, старшей пионерской вожатой Валей Сарычевой — нашей ребячьей поверенной во всех бедах и радостях.

Сейчас, когда пионерские и комсомольские организации в школах развалены взрослыми дядями и тетями, хочется рассказать о том, на каких китах покоились эти массовые общественные организации, что питало их жизнедеятельность, каковы те исходные, на которых строилась вся деятельность пионерской и комсомольской организаций. Во всей школе было 18 членов ВЛКСМ. Но эти восемнадцать были ее душой, силой, ведущей и увлекающей учащихся к получению прочных знаний, к развитию в каждом чувства коллективизма, ответственности за любое порученное дело и, конечно, честности, совестливости.

В основу всей деятельности детского коллектива, его комсомольской и пионерской организаций была положена ребячья самодеятельность. Все придумывалось, изобреталось самими ребятами — их разумом — и превращалось в дело, в действие их рук, при тактичной педагогической помощи, подсказке учителей. В школе были созданы два драмкружка, один из которых был «классического» направления, а другой, как ныне говорят, «модернистского», руководили ими на добровольных началах артисты театра Ю. Завадского, расположенного тогда в одном из переулков Сретенки. Действовал балетный кружок, занятия и котором вел хореограф из Большого театра СССР.

Работало несколько авиамодельных кружков, военно-морская секция — всего не перечесть, на любой интерес и любой вкус.

Дальние походы вместе с учителем химии Сергеем Евгеньевичем Козленко вызывали у нас дикий восторг. Военные игры иногда затягивались до захода солнца: спустится оно за горизонт, а «бойцы» из отряда «синих» продолжают гоняться за «зелеными». Так было.

Гордостью нашей школы был созданный при горячем участии учителя физики Ивана Марковича Капусты первый в Советском Союзе детский аэроклуб. Нам подарили настоящий самолет Р-5 и планер, на котором мы летали. Я был маленького роста, весил немного и часто во время полета «зависал» в воздухе, что, конечно, вызывало всеобщее веселье. А кто только не побывал в нашей школе, нашем аэроклубе: Антонов — будущий знаменитый авиаконструктор, Машковский — конструктор парашютов, Камнева — известная парашютистка, чей образ воссоздан Е. Долматовским в поэме «Добровольцы» и повторен в одноименном фильме Ю. Егорова. Бывали писатели К. Чуковский, Л. Кассиль и многие другие.

В основе комсомольской

и пионерской организаций лежал также принцип ребячьего самоуправления. Все, что ни делалось в школе, управлялось самими учащимися. Вот один из примеров: пионерские лагеря оборудовались руками учащихся старших классов. Ими создавалась бригада, она заранее выезжала на место размещения лагеря и проводила всю необходимую к его открытию подготовительную работу, качество которой оценивалось специальной группой актива при участии старшей пионервожатой. В лагере продукты повару выдавал завхоз, выделенный комсомольской организацией. Обслуживали ребята сами себя по заведенному распорядку. И «привес» ребят в лагере всегда был высок, что в нашу юность считалось первейшим критерием успеха лагерной кампании и что, наверное, правильно, учитывая тогдашнюю скудость домашних рационов. Да и в детдоме не всегда наедались. В такие «постные» дни придешь к повару и попросишь: «Дядя Коля, дай добавки». Посмотрит он и посоветует: «Приходи тридцать второго числа».

Непреложным правилом школьных общественных организаций была ответственность одного за всех и всех за одного. Ребята из старого и нового Останкино, детского дома жили дружно. Стояли друг за друга стеной, в обиду своих не давали, а нужда в этом была. Тогда одно городское поселение (Марьина роща) дралось с другим (Останкино).

Врезалось в память, как однажды поздней осенью я шел в школу, а учились, замечу, мы во вторую смену. Шел через верхний останкинский пруд, он только что замерз. Его ледяная гладь была зеркальной. При ходьбе лед звенел и немного прогибался. Не дошел я и до середины пруда, как меня догнали четверо ребят, схватили за руки, сбили с ног и стали стаскивать пионерский галстук (я тогда был председателем совета пионерской базы (дружины) школы). Избили меня, но галстук я не отдал. Вот так в драках приходилось отстаивать свою пионерскую принадлежность. Через какое-то время несколько классов из марьинорощинской школы перевели к нам в Марфино. И среди новеньких я узнал тех, кто бил меня на пруду. Рассказал я своим, как было дело, собрались и устроили им такую «баню», что с тех пор ходили по Марьиной роще в пионерских галстуках днем и ночью и никто пальцем не смел нас тронуть. С одним из марьинских ребят, Наумом Бруславским, который отдал жизнь, защищая своего командира под Одессой во время Великой Отечественной, я крепко подружился.

Все промахи, а иногда и грубые нарушения трудовой или учебной дисциплины, недостойное поведение на улице, отношение к старшим или к младшим, становились достоянием или совета пионерского отряда, базы, учкома, или комитета комсомола. То же самое, когда случались добрые дела: о них рассказывалось на пионерских сборах, комсомольских собраниях, пионерских линейках, на заседаниях педагогического коллектива, родительских собраниях. Словом, сами ребята судили-рядили.

Забота об авторитете учителя, старшего товарища была заложена в систему воспитания. Рассказы старших о пережитом, об участии в Октябрьской революции, Гражданской войне, о работе на стройках пятилеток — все это способствовало преемственности революционных, боевых, трудовых традиций первого поколения советского народа.

Большую помощь оказывали школьному коллективу во всех его начинаниях шефы. В разное время ими были коллективы фабрики «Целлугал» — совместного советско-германского акционерного общества, Всесоюзной сельскохозяйственной выставки, Промышленной академии. Шефами немало было сделано по оборудованию учебных кабинетов, проведению лагерных кампаний, постановке воспитательной работы среди учащихся.

Идейно-политическое воспитание учащихся было в центре внимания учителей и учебных организаций. Помимо определенной направленности гуманитарных дисциплин проводились различного рода политбои, политконкурсы, политинформации, политвикторины, вечера вопросов и ответов, создавались политкружки. Во всех этих и других мероприятиях было немало надуманного, подражательства взрослым, что, конечно, оказывало политико-воспитательную работу. Но и в эти «казенные дела» вносился ребячий дух состязательности, увлеченности, тяги к познанию неизвестного. Яркими, незабываемыми были пионерские сборы, к которым подолгу готовились и томились в их ожидании.

Наиболее существенным в комсомольской и пионерской работе 30-х годов был ее демократизм. Мы, естественно, не знали тогда, какое великое богатство заключено в этом понятии и в его практическом жизненном содержании. Однако мы все и каждый из нас интуитивно — человек рождается свободным! — чувствовали это на первых шагах своей общественной практики, действовали свободно и открыто в интересах общего школьного, пионерского, комсомольского дела. А оно тонким ручейком вливалось в общий поток жизнедеятельности страны, исторических свершений народа.