Горизонты вечности

Бриз Евгений

– Заткни пасть, Ротман, – тихо проговорил Захар и обратился к Реставратору: – Что она вам сказала?

– Это была не Кора, – ответил тот. – А женщина, чью скульптуру я использовал. Её звали Вероника. Она сказала, что не винит меня в содеянном, ибо я не знал, что в скульптурах остаётся разум.

– Дерьмо! – снова не сдержался Ротман и недвусмысленно посмотрел на Лидию, ища в ней поддержку. Но та молча наблюдала за разговором. – В статуях не может быть разума. Они всего лишь окаменевшие тела.

– Я всегда считал точно так же, – невозмутимо проговорил Реставратор, плавно преодолевая повороты на извилистой

периферийной трассе. – Вся соль в том, что в них остаётся частица души. Но она надёжно запечатана в каменном теле. Как в тисках.

Алекс откинулся на спинку сиденья и скрестил руки на груди. Губы скривились в кривой улыбке.

– Ладно, продолжай, – сказал он. – Не всё ли равно, с какими байками коротать путь? Значит, после этого ты стал таскать заброшенные трупы домой?

– Для начала, я вернул Веронике её истинное обличие. – Спокойный тон Реставратора не изменился. – Она рассказала, где жила прежде, дала необходимую информацию. Я ведь не сразу поверил голосу, который слышал, и не исключал возможности, что попросту сошёл с ума.

Ротман закивал.

– Но всё оказалось правдой. Я нашёл её семью, представился работником кладбища и попросил сохранившиеся изображения. Ненавязчиво поинтересовался, почему они перестали следить за Вероникой, но вразумительных ответов не получил. Один из членов семьи стал распинаться о быстротечности жизни, в которой нет места для мыслей о смерти и об ушедших, но я не стал слушать. Попросил одну копию снимка и сделал то, что должен был. Затем вернул скульптуру на место. Вероника стала моим первым другом.

Впоследствии Арчи Диккер сбросил данное при рождении имя, как змея сбрасывает выработавшую ресурс кожу, и почти никогда не вспоминал о нём. Он нарёк себя Реставратором и стал искать ушедших, безликих и заброшенных. Не все шли с ним на контакт, но большинство отвечали. Громкость и отчётливость голосов варьировалась от чётких и звонких до невнятного шёпота. Главным влияющим фактором являлось время, из чего Реставратор сделал вывод: глубина погребения разума постоянно увеличивается, и его, реставраторского, дара не всегда хватало для того, чтобы слышать глубоко погребённых. Немногим позже он понял, что проблема не только в его способностях, но и в возможностях ушедших. Их знания о послежизни не смогли бы помочь исследователям в поиске ответов на многие вопросы. Попросту потому, что всё их пребывание в каменном плену сводилось к некой вариации анабиоза, из которого их выводил Реставратор призывами установить контакт.

Откуда же взялись его способности, Реставратор не сомневался: он родился на Криопсисе. Только этим можно было объяснить инаковость. Он предпринял попытку найти таких же «детей пустыни», но не преуспел. Для этого пришлось бы подключать связи отца, а значит, снова приползать к нему с просьбой о прощении. Реставратор предпочёл закуклиться в собственном мирке, став связующим звеном между ушедшими и живыми. Наладить сеансы общения, как он изначально надеялся, тоже не получилось. Далеко не всем живым хотелось искать корни в прошлом, памятуя о быстротечности жизни «потусторонних». Но влиться в немногочисленные ряды обычных реставраторов у него получилось. И свою работу он всегда делал качественно.

В конце концов, Реставратор выработал долгоиграющую схему своего

существования. Его вотчинами стали заброшенные мемориальные городки. Наладив связи с некоторыми небедными семействами, Реставратор следил за их родственниками, тем самым зарабатывая на жизнь. Но в основе его деятельности лежало восстановление ушедших на безвозмездных началах. Тех ушедших, которых он выбирал сам, по некоему интуитивному наитию. Он поддерживал их внешний вид, сам при этом периодически менял место дислокации. Пятое кладбище стало очередным перевалочным пунктом на пути к конечному причалу. Однажды он узнал, чем сменится его бренное бытие. Узнал от тех, кто населял Прайм задолго до прихода людей. Но человеческий разум оказался неспособен вместить в себя весь объём открывшегося ему знания. Реставратор в определённом смысле сошёл с ума, и он это понимал. Где-то в глубинах его памяти осел ответ на вопрос: кто жил в Э-Системе до людей и что случилось с той цивилизацией?

– Хочешь сказать, ты общался с Экспонатами? – спросил Ротман, нелепо жестикулируя.

– Однажды мне это удалось, – кивнул Реставратор. – Мне стало любопытно, смогу ли я выйти на связь хотя бы с одним из них. И у меня получилось.

– Ты пробрался в Музей? – впервые за долгое время заговорила Лидия.

– Купил билет на общих основаниях. Это случилось почти сразу, как я узнал о своих способностях. Потому что первое, что мне пришло в голову после случая с Вероникой – попробовать провернуть подобное с кем-то из Экспонатов. Проведя полдня в Музее, я всё же установил контакт с одним из них.

– Что он тебе рассказал? – спросила Лидия, неожиданно заинтересовавшаяся рассказом Реставратора.

– Он не просто рассказал, а показал. На короткое время я слился с ним и получил ответы на все вопросы, интересующие человечество испокон веков. И в последние века в частности.

– Это какие же?

– О временных колеях и о том, что такое вечная жизнь на самом деле. Где искать новые смыслы. Экспонат назвал это эпохой Паприкорна и преодолением горизонтов вечности. Он поведал и о том, что ожидает всякого бессмертного за ними: испытания, природа которых непостижима для тех, кто ещё не преодолел горизонтов.

– Какая разговорчивая статуя, однако, – с ухмылкой заметил Алекс. Он хотел вставить ещё какую-то остроту, но Лидия опередила его:

– Обладая такими знаниями, ты бы не вёз нас сейчас в Даст-Сити под дулом пулевого пистолета.

– Я обладал ими лишь в момент слияния наших разумов, – отпарировал Реставратор, – а после осталось только воспоминание о знаниях. Но и его хватило для катарсиса. Нет настоящего, прошлого и будущего в привычном нам понимании. Поэтому меня нисколько не страшит исход этой поездки.

Пикап наскочил на одну из немногочисленных неровностей периферийной трассы. От неожиданности Ротман чертыхнулся и проворчал:

– А меня, знаешь ли, заботит, мэн. Давай-ка аккуратнее.

Реставратор немного сбавил скорость. Алекс снова скрестил руки на груди и откинулся на сиденье.

– Ну, и как вам исповедь пациента? – обратился он к Лидии и Захару.

– Мне кажется, мистер Диккер – ценный экземпляр, – сказала девушка, задумчиво играя пальцами в распущенных волосах. – Нам несказанно повезло наткнуться на него.