Шрифт:
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Пока ты человек, ты имеешь право выбирать между добром и злом.
Совершать, исправлять или забывать свои ошибки.
Идти через грязь, поскальзываться, падать в лужу. Подниматься или захлёбываться.
Но судить… всё-таки не твоя прерогатива.
1 глава
Эта история началась некрасиво. А если быть точнее –
Особо грустное место в ноябре – остановки общественного транспорта. В ожидании маршрутки, автобуса или его «рогатого» собрата под крышей, если такова имеется, собирается разношёрстная толпа. Тогда бок о бок рядом ютятся и старушка «божий одуванчик», и стервозная студентка строительного колледжа, и работяга-маляр, и толстая бухгалтерша из районной администрации. А разбавляют всё это общество от случая к случаю представители цыганской народности, вынуждающие при своём появлении поворачивать порядочные лица граждан то в одну, то в другую сторону. Ну не горит желанием современный homo sapiens встречаться глазами с «дикарями», чей образ жизни просто не укладывается в его цивилизованное сознание.
Но в тот ноябрьский вечер на остановке не было ни души. Хотя, нет, одна душа всё-таки имелась. Она и заняла всю поверхность деревянной лавочки. Бомж Леонид Сергеевич замечательно убаюкался в 21 час по московскому времени. А помогли ему в этом: честно заработанная чекушка и хаотично моросящий дождь.
К своей остановке по улице Горького, чтобы не сбиться с привычного маршрута, Алёна шла, глядя на троллейбусные провода. Голова её была задрана вверх, и в ней, где-то между средним и продолговатым мозгом просто упиралась и никак не хотела выветриваться марихуана.
– А всё потому, что на голодный желудок! – ещё минут сорок назад успокаивали её старые подруги по ШРМ. При этом заботливо протягивая Алёне дешёвое белое вино в пластмассовом стаканчике и прикуренную сигарету.
– Всё, дорогие мои. Я пойду. Мне нельзя опаздывать. У нас комендантский час в десять вечера. Где я буду ночевать?
– Ночуешь у меня, – приветливо отозвалась Наташа – пухлая брюнетка с железной банкой коктейля в руке с обгрызенными ногтями. – Тем более я со своим недавно рассталась.
– Не, не, не. У меня, во-первых на проезд туда-сюда денег не хватит. Во-вторых, на лаботу завтра вставать.
– «На лаботу»? – Пять бывших одноклассниц заржали в унисон.
– Тогда тебе точно пора. Язык уже отнимается. Только давайте ещё раз поднимем бокалы за наш выпуск и за удачно сложившуюся карьеру. – Как говорила моя бабушка: чтобы у всех нас всё было, и нам за это ничего не было! Алён, ты как?
– Нет, девчонки. Её надо отправлять.
Встречным прохожим с виду Алёна казалась просто задумчивой девушкой, засмотревшейся в сумеречное осеннее небо. Недавно ей исполнилось 17. Но счастливей от этого она себя не почувствовала. Хотя плюсы, на первый взгляд имелись. Алёна наконец-то окончила эту «шарагу» – школу рабочей молодёжи, получила какое-никакое образование. Через два дня у неё зарплата… и да, конечно, самое главное – она всё ещё молода! Выйти из прошлых жизненных перипетий без единой морщинки на лице – для этого надо было иметь серьёзное самообладание. Хотя в зеркале их следы, словно улики, она ищет давно.
Но упрямое отражение выдаёт всю ту же худощавую блондинку в метр шестьдесят ростом, с небрежной стрижкой до плеч и «кошачьими» зелёными глазами, над которыми колосятся красивые тёмно-русые брови. Почему тёмно-русые? Блондинка- то крашенная!
Но ей этот цвет шёл.
«Подлецу всё к лицу!» – как-то сказала про неё физручка Галина Васильевна, желчная, но в целом добрая женщина.
И вот, когда расстояние между остановкой и девичьей белобрысой головой оставалось в какой-то стометровке, Алёна решила свернуть в кусты. Её тошнило.
– Девушка, вам помочь? Может дать салфетку или холодной воды?
На неё откуда-то сверху смотрел пожилой мужчина с советским героическим профилем. До Алёны не сразу дошло, что она лежит на земле среди пожухлой мокрой травы. И отказываться от помощи в её случае – было бы глупо.
– Да. Мне бы салфетку… У вас нет случайно «влажной»?
– Поднимайся, поднимайся, моя хорошая, – незнакомец, как будто не слыша её вопроса, протянул руку.
Алёна заглянула ему в глаза, как собака, оценивающая ситуацию. А он в это время вытер рукавом своей куртки испачканный рот и волосы девушки. От этого жеста на долю секунды ей стало неудобно. Но потом, откуда то изнутри вырвалась вселенская обида и полное равнодушие к происходящей действительности.
«Далеко живёшь? С родителями? А парень у тебя есть? Как он тебя так оставил одну? Учишься-работаешь? Тебе говорили, что у тебя необычная природная красота, как у русалки?».
Алёна не понимала, каким образом отвечала на все эти вопросы, потому что в мыслях без ответа оставались ещё свои: «Когда же меня „отпустит“? Куда мы идём? В лес? В бар? К нему домой? А если он – маньяк?».
Как будто, прочитав в её лице вопросительный знак, мужчина с лицом советского актёра, имя которого у Алёны стёрлось из памяти, сказал:
– Вот мы и пришли. Ты любишь облепиховое варенье?
– Да.
Сейчас она явно услышала свой голос, прозвучавший в вечернем холоде улиц. Даже пар изо рта вышел.
В подъезде двухэтажного, старого, дореволюционной постройки дома, её спутник явно осмелел и ввёл девушку, уже держа за талию.
«Ну и что?» – сказала Алёна своему женскому предохранителю, подававшему первые сигналы. «Ну и что» – излюбленный с детства ответ. «Дома меня всё равно никто не ждёт. Да и дома как такового нет… кто я, что я? Потом, не с бомжами же на лавочке мне ночевать?».