Горькая брусника 2. Дар ведьмы
Шрифт:
– Может, мне перебраться к девочкам в общагу? – поинтересовалась я у Матвея.
Он покачал головой.
– Я уже сообщил родителям, что мы обручены и через полгода поженимся. Они знают: в их квартире живёт будущая невестка, поэтому тебе незачем переезжать. Они у меня вполне современные люди, никто тебя третировать не станет. Тем более, что моя мама давно мечтает о внуках, – произнеся последнее слово, он запнулся.
Как-то в пылу откровения Матвей озвучил свою мечту: завести минимум трёх детей. Мол, тогда я точно от него не сбегу и всегда буду рядом.
– Но пока я никто, – возразила
Матвей возмутился:
– Как это никто? Ты самый близкий мне человек, – он наклонился к самому уху и прошептал: – Напомнить, насколько близко бываешь со мной.
Чёрт! Когда я разучусь краснеть. Уже далеко не невинная девочка, а поди ж ты, заливаюсь малиновым цветом.
Матвей поцеловал меня в шею, коснулся языком мочки уха, заставив мою кожу покрыться мурашками.
– Мне так нравится, когда ты смущаешься.
– Прекрати дразнить.
– Настя, пожалуйста, потерпи полгодика, иначе я буду переживать за тебя. Ты вечно находишь неприятности на свою голову. Я не смогу нормально работать, зная, что ты одна в чужой квартире. А в общежитии ещё хуже: там ведь бедлам. Хочешь, чтобы я от ревности с ума сошёл.
Да уж. Его ревность – огромная проблема. Что он жутко ревнив, я поняла уже вначале нашего знакомства. Он злился на любого представителя сильно пола, посмевшего задержать на мне взгляд дольше обычного. Помогали охладить его лишь уверения, что он единственный для меня мужчина на земле. В первое время он кипел, будто чайник на плите, наблюдая восторженные взгляды мужчин, смотрящих мои выступления. Особенно он не любил, когда я танцевала в паре. Не раз совершенно серьёзно обещал поколотить моего партнера, если тот продолжит изображать на сцене любовь ко мне. Димка качал головой и разводил руками.
– Настя, до чего же твой парень дикий. Матвей, объясняю в последний раз: мы не изображаем любовь, а танцуя, проживаем маленькую жизнь. В эти минуты становимся другими людьми. Например в танго – мы любовники, в вальсе – нежные влюблённые, в мунейро 2 – два противника или смертельные враги. Именно умение перевоплощаться так нравится зрителям. У Насти талант к перевоплощению.
Я тоже терпеливо, будто ребёнку, объясняла Матвею, что на сцене – лишь иллюзия страсти и любви, лишь игра. Настоящие чувства только в жизни. Матвей хмурился, обнимал меня.
2
Мунейро – разновидность испанского танца. Мунейро считается одним из самых древних испанских танцев. По некоторым данным, он был заимствован ещё у иберийцев, живших на территории современной Испании до нашей эры.
– Да понимаю я, но ваши иллюзии разрывают мне сердце. Скорее бы ты окончила институт и вернулась в Вереево. Будешь учить танцам детей, и перевоплощаться в одиночку.
***
Родители Матвея прилетали после полудня. За день до их приезда, я усердно выдраила квартиру, заглядывая в каждый уголок. Матвей, как всегда, появился рано утром, пахнущий свежим снегом и ветром, наклонился и поцеловал меня в щёку.
– Замёрз.
Он сбросил одежду, лёг под одеяло. Я улыбнулась, когда его тёплая грудь коснулась моей спины.
– Не так уж и замёрз.
Он фыркнул и положил холодные кисти рук мне на плечи. Я взвизгнула от неожиданности.
– Стоило дольше подержать руки в тёплой воде, – произнёс Матвей, убирая ладони.
Я повернулась к нему лицом, взяла его пальцы в свои и стала дышать на них.
– Сама согрею.
Матвей чмокнул меня в макушку.
– Я сдвинул время экскурсий к водопадам – на этот раз останусь на целых четыре дня. Побуду с родителями и с тобой, помогу тебе адаптироваться к ним.
Я обрадовалась.
– Спасибо.
Матвей притянул меня к себе вплотную и прошептал:
– Как ты меня отблагодаришь? – Его пальцы прошлись по моему позвоночнику, будто по кнопкам флейты, я невольно выгнулась. – Ты мой самый любимый инструмент…
Я прикусила губу, сдерживая стон. А вот не буду поддаваться и всё! Но меня хватило ровно на пару минут, уж больно опытным музыкантом был Матвей. Спустя время, я оставила его досыпать, а сама отправилась приводить себя в порядок: мне хотелось как можно лучше выглядеть при встрече с его родителями.
Завтракали мы в двенадцатом часу дня. Потом я переоделась в выбранный наряд.
– Ого! Вместо привычных брюк, платье. Ты явно готовилась, – похвалил меня Матвей. Одобрил он и сапоги на высоком каблуке и новое приталенное пальто.
На улице крупными, пушистыми хлопьями валил снег, машины на дороге походили на сугробы и двигались медленно – в аэропорт мы добрались, когда лайнер уже приземлился. Родители Матвея прошли паспортный контроль, получили багаж и ожидали нас в зале прилёта. Отец Матвея и впрямь походил на Тургенева, каким тот выглядел в пятьдесят пять лет, его так и хотелось назвать не Федором Сергеевичем, а Иваном Сергеевичем. Он осторожно, словно боялся сломать, пожал мне пальцы огромной ручищей, улыбнулся в бороду и дружелюбно пробасил:
– Приятно познакомиться, Анастасия. Какая ты миниатюрная, однако.
– Только по сравнению с вами, – произнесла я, улыбаясь в ответ. Фёдор Сергеевич мне сразу понравился, я решила, что мы с ним поладим. А ещё я поняла, от кого Матвей получил удивительные зелёные глаза, именно такие, только окружённые морщинками, сейчас весело смотрели на меня.
– И мне приятно, – кивнула Вероника Олеговна, рассматривая меня в упор.
Меня смутил её пристальный взгляд.
– Здравствуйте.
Матвей пожал руку отцу, обнял мать. Вероника Олеговна вживую смотрелась ещё потрясающе, чем на фото. Я знала, что они с мужем ровесники, но она выглядела моложе его лет на пятнадцать – ей нельзя было дать больше сорока лет. Чёрные волосы обрамляли ухоженное, чуть загорелое лицо, алая помада удивительно подходила к серо-голубым глазам. Дурное предчувствие, посещающее меня перед встречей с будущей свекровью, заговорило во весь внутренний голос: «Ты ей не понравилась». Бывает так, что с первой секунды понимаешь, с этим человеком ты не одной крови. Если не происходит совпадения по каким-то внутренним, почти неуловимым признакам, тут уж ничего не поделаешь, симпатия не возникает.